Дятлосиница оренбургского леса

 Юрий Полуэктов 
Не на шутку уже разогналась осень. Почти все листы с крон помела. В лужах на просёлках наморозила первые утренние зеркальца. Вот-вот и вовсе поменяет палитру для своих переменчивых ландшафтов. Лесные полосы просветлели, спроста выдают не откочевавших к югу пернатых обитателей. Пичуги в эту пору настороже: держатся ближе к вершинам, удирают при малейшей опасности. А я заковырялся в своём саду, готовя его к зиме. Нет прежней удали в работе, вот и знакомых птиц навестить некогда.

ВЫДАЛСЯ солнечный денёк, и я не выдержал, подался в привычную лесопосадку фотографировать зябликов и юрков, прошлогодних лесных натурщиков. Едва зашёл за первые дерева, как возникла птичья миграция. Для начала отлетели недалеко. В видоискателе камеры нарисовалось изображение рыженького юрка. Значит, опять прилетели полакомиться оренбургскими семечками с фермерского поля. Я медленно пошёл на сближение, но юрок сорвался с ветки и улетел так далеко, что место посадки и видно-то не было.

Мне оставалось только продолжать красться между оголенных деревьев и кустов, в надежде высмотреть задержавшихся птичек. Повезло: вскоре заметил воробьиного размера птичку в серо-голубой шапочке и с такой же спинкой. Нижняя часть от горла до живота белая, а на глазах узкая чёрная маска. Костюм для школьного маскарада времён моей юности: сдержанный и элегантный. Своим тонким длинным клювом она что-то добывала из-под коры поваленного, изрядно подгнившего клёна. Прежде чем птичка улетела, я несколько раз успел её сфотографировать.

Обернувшись в поисках ещё какого-нибудь субъекта для съёмки, заметил синичку, нажал на пусковую кнопку камеры. Синичек много в моём архиве, снимал скорее для проформы, бывают среди таких случайных фотографий неожиданно интересные. Непоседливая синица исчезла, и я развернулся назад, к клёну. На соседнем переломленном стволе снова сидела серенькая незнакомка и сосредоточенно что-то выклёвывала из разлома. Покончив с запасами съестного в стволе, птичка начала резво, словно белка, бегать по деревьям, собирая корм, так, что я едва успевал наводить на неё камеру. В запале фотоохоты я не замечал нюансов её перемещений, и только вечером, рассматривая фотографии, оценил ловкость пернатого визави.  

Когда-то, в самом начале увлечения орнитологией, изучая определители птиц, я обратил внимание на, можно сказать, уникальную пичугу, ловко бегающую по стволам деревьев в любом направлении, причём вниз по стволу среди пернатых кроме неё бегать не может никто. Весь секрет в сильных птичьих лапках. Ножки у поползня короткие, зато пальцы и когти очень длинны, когти ещё и остры, расстояние межу кончиками когтей среднего и заднего пальцев почти равно длине птичьего туловища. Имея такие «захваты», птичка и носится по деревьям как заводная.

Вот так поползень и бегает вниз головой.

У поползня довольно длинный и крепкий клюв, которым он добывает пропитание, раздалбливая семена подсолнухов подобно синичке или кроша древесину старых деревьев как дятел. За это за всё немцы, не мудрствуя по пустякам, вместо сомнительного русского прозвания поползень на родном немецком вполне разумно поименовали птичку дятлосиницей. Поползень хитрющ и практичен: имеет привычку делать запасы растительного корма, пряча его в трещинах коры и маскируя схрон лишайником. И ещё легко приучается брать семечки из рук человеческих. Прочитав, что птица живёт в лесах, в дуплах деревьев, я с грустью решил, что в оренбургской степи нам не повстречаться и, честно говоря, забыл про так заинтересовавшую меня птаху.

Вечером, после удачной фотоохоты, я набрал в Интернете: «Птицы средней полосы России». Среди многочисленных сайтов выскочили птичьи картинки, и (о, чудо!) второй по порядку стояла «моя» птичка. Да-да, оказался поползнем. Мне повстречалась птица с полностью белым низом, это сибирский подвид, ещё его называют волчок.

Поползень птица осёдлая, и я на следующий день решил проверить это утверждение. К сожалению, встретиться нам не довелось, но я увидел множество свидетельств жизнедеятельности крепкоклювых обитателей кленовой полоски. Поваленные и стоящие мёртвые деревья были покрыты небольшими продолбленными отверстиями, ведущими к местам обитания насекомых, живущих в древесине, а некоторые стволы были освобождены от коры так чисто, будто сделал это забредший сюда мужичок с топориком. Вполне по Аристотелю. Это он, описывая птицу, похожую на дятла, по-русски говоря, поползня, говорил, что она «живёт, раскалывая деревья». Поползень, отыскивая пищу под корой, просовывает в щелку свой клюв-долото и, отгибая, обламывая кору или отслаивая древесину, добирается до древесных вредителей. Вполне себе живое пособие по физике: не клюв, а иллюстрация рычага второго рода. Впрочем, не пойман – не вор. Известный орнитолог Д.Н. Кайгородов писал: осенью дятлы, синицы и поползни образуют кочующие сообщества. Возможно, над кленовыми сушинами, обнаруженными мной в оренбургской лесополосе, потрудился дятел, а может быть, это совместное деревообрабатывающее предприятие дятлов и поползней.

Удивительно, есть много мест в ландшафтном отношении гораздо привлекательнее степи, а я люблю её раздолье, свободу видимого пространства, почему, не знаю. Разум часто не может объяснить сердечные озарения.

Я уже решил, что поползня мне до будущего года не видать, однако, встреча состоялась не весной, а через три дня. Я снова зашёл в лесополосу в надежде увидеть нового знакомого, но тщетно – нашёл лишь ещё одно место, где кто-то долбал старые кленовые стволы в поисках спрятавшихся насекомых. Расстроенный, я направился к своему садовому участку. На крайней к лесополосе улице стоял уборочный комбайн. Видимо, он закончил обмолот подсолнечника на поле, расположенном за полоской леса и теперь на территории нашего дачного товарищества понуро ждал своего следующего жребия.

Комбайн был потрясающе стар, потемневшего кирпичного цвета, родом из нашего Советского прошлого. Его способность собирать урожай граничила с чудом. Вокруг него, словно пчёлы весной около цветущего дерева, роились мелкие птицы. Я обрадовался не меньше воробьиноподобных: в этой кутерьме наверняка для меня найдутся интересные сюжеты. Остановил «Ниву» прямо около корабля полей и стал ждать.

Птицы недолго смущались моим внезапным вторжением, жизнь скоро забурлила. Прямолинейные воробьи заняли два самых кормовых места: над входным транспортёром,  где скопилась куча срезанных, но не попавших в обмолот подсолнухов и около наполненного семенами бункера. Они заносчиво поглядывали ко мне в объектив: видал, мол, какой подарок небес!

Воробьиное счастье.

Синички, привыкшие детально обследовать каждую веточку, каждый сучок также скурпулёзно сновали по комбайну, не пропуская ни одного механизма, ни одной шестерёнки, ни одной пазухи в конструкции, и отовсюду извлекали схоронившееся семя. Для них это было удачливым приключением на бесподобном острове сокровищ.

А так синички добывают зёрнышки.

Я тоже имел все основания быть довольным стальным островом, посланным с небес: пичуги не обращали внимания на щелчки камеры и самые разные снимки деловито укладывались в её памяти. Неожиданно в траве под комбайном я разглядел снующего в поисках семян поползня. Вёрткая птица никак не хотела сниматься, перескакивала подобно синице по шкивам и ремням, шнекам и транспортёрам, но вскоре нашла бункер — самое хлебное на сегодня место. Тут-то я её и подкараулил. Поползень быстренько назначил себя завскладом и нагловатые воробьи безропотно отскакивали в сторонку, когда он прилетал за очередным семечком. Дятлосиница всё-таки, клюнет так, что мало не покажется. Я убедился, что древнегреческий философ снова оказался на высоте, описывая поползня как «птицу воинственного нрава, в отношении разума изобретательную, любящую порядок и устраивающую себе хорошую жизнь». Вскоре выяснилось, что к бункеру пристрастились не меньше двух поползней, так что вероятность продолжения знакомства с этими интересными птицами возросла, буквально говоря, в одночасье.

Поползень, довольный и сытый.

А вот зяблики и юрки меня не порадовали. Возможно, вид обмолоченного поля их огорчил, и они откочевали на какую-нибудь другую ниву, ещё не тронутую подсолнечнопоглотительным молохом. Не рискнули участвовать в столь откровенной фотосессии и крупные птицы; только сорока однажды присела на соседний тополь, обругала беспечных воробьёв и улетела.

А я покатил домой обрабатывать полученные фотоматериалы. Степь была ещё полна солнечного света, но уже полностью готова к предзимью и даже попробовала накануне первый октябрьский снежок. Удивительно, есть много мест в ландшафтном отношении гораздо привлекательнее степи, а я люблю её раздолье, свободу видимого пространства, почему, не знаю. Разум часто не может объяснить сердечные озарения.

Фото автора.


Юрий Леонидович Полуэктов родился в Дрогобыче (Украина) в семье военного. Через три года семья переехала в Оренбург, где Юрий  позднее учился в школе №55. Окончил Ленинградский электротехнический институт. Работал в КБ «Орион», занимался испытаниями крылатых ракет. Увлекается садоводством и фотографированием живой природы. Живёт в Оренбурге, является членом областного литобъединения имени С.Т. Аксакова при Оренбургском Доме литераторов.