≡ ЮРИЙ ПОЛУЭКТОВ ≡
Я СТОЯЛ перед виноградной шпалерой и сам себе удивлялся, как можно так запустить побеги богом благословлённой ягоды. Длинные лозы переплелись и нагромоздились на шпалеру крупными зелёными шапками, лохматыми от торчавших во все стороны усиков и новых росточков. И занятость на иных участках многофронтовой битвы за урожай была мне сомнительным адвокатом. Я уже совсем решил взяться за секатор, чтобы покончить с виноградной беспризорностью, но подметил полевых воробьёв, нырявших в гущу зелёной стены в том месте, где рос особенно сахаристый сорт. Виноград не вызрел, да и не замечал я прежде, чтобы птицы клевали ягоды, которые по готовности делались приторно-сладкими. В это время воробьи, без устали охотятся на насекомых, чтобы прокормить птенцов третьего за лето выводка.
Вот осы лакомились сахаристыми плодами с величайшим наслаждением. Ягоды, надкушенные первыми насекомыми, на жаре быстро начинали бродить, виноградный сок внутри них превращался в лёгкое молодое вино. Последующие крылатые посетители импровизированного винного погребка напивались, что называется, в стельку и никак не хотели покидать многообещающее королевство иллюзий, мешали сбору долгожданного урожая. Приходилось их стряхивать, и они валились на землю, не в силах пошевелить крыльями. Прочие сорта винограда осы не жаловали, но не менять же очень сладкий сорт на безопасный — так и приходится мириться с осами-алкашами.
Радетель будущего урожая.
Закралось подозрение, что воробьиная парочка устроила семейный очаг в глубине плотно переплетённой шпалеры. Действительно, в смутной глубине одной косматой башни многоголового виноградного чудища спряталось гнездышко, переполненное некой, как мне тогда показалось, волглой птенцовой массой, покрытой единой морщинистой кожей. Масса затаилась. Трудно было в глухой тени различить отдельных особей и невозможно представить себе на их месте непоседливых, шустрых пернатых. У меня тогда ещё не было опыта общения с пичугами гнездового возраста, я не стал свистеть, прикидываясь воробьихой, просто аккуратно восстановил маскировку найденного домика и ушёл. Стрижку винограда решил отложить и дождаться слётков. Рядовой день неожиданно подарил мне занимательное приключение.
Через несколько дней, не сдержав любопытства, снова заглянул в птичий тайник. Раздвинув заповедные веточки, увидал двух вполне оперившихся поверженных в ужас птенцов. Один сидел на краю гнезда, а второй на виноградной лозе, совсем рядом. Птенцы растут быстро, и через два дня я зачеканил-таки незадачливую лозу.
А вскоре обратил внимание на необычайно возбуждённое состояние воробьиной стаи. Обычно такое бывает, когда в траве пробирается кошка — злейший враг всех пернатых. Птицы с громким шумом перелетают по веткам растений, по забору над перемещающимся по саду зверем. Случается, что в кутерьме принимает участие оперённая мелочь самых разных наименований, — никому не мил полосатый хищник. Я в таких случаях прихожу на помощь беззащитным пичугам, изгоняя когтистую бродягу.
На этот раз диспозиция птичьей ватаги была иной. Присутствовали только воробьи. Птицы с громкими криками проносились над участком сада между проволочным забором, разделявшим сады, и яблоней, растущей в двадцати метрах от забора. Присмотревшись, я понял, что они поочерёдно пролетали над головами двух воробьёв, нерешительно застывших на проволоке, и резко взмывали перед яблоней во встречном потоке воздуха. Наконец один из сидевших воробьёв решился и бросился навстречу ветру, отчаянно и очень часто колотя крыльями по рыхлому, проваливающемуся как новогодний пушистый снег воздуху. Это был первый полёт, а весь тарарам стая устроила, чтобы подбодрить своих младших соплеменников.
Воробьиная паника.
Но этим дело не закончилось. С началом перелёта стая возбудилась ещё сильнее, крики перешли на более высокий уровень, напоминая рёв футбольных фанатов, разгоняющих голевую атаку любимой команды. Воробьи друг за другом проносились теперь уже под отчаянно барахтавшейся в воздухе птицей, взвивались перед ней, приглашая: «Делай, как я!» Я увлёкся зрелищем триумфального действа и едва сдержался, чтобы не пофанатствовать вместе с пернатыми. Ещё одним любопытным зрителем, пребывавшим в зрительном зале, было вездесущее летнее солнце, активно распихивающее покатым лбом надоедливые облака. Чувствуя такую неистовую поддержку, молодой летун сильнее замахал крылышками, долетел-таки до яблони и облегчённо, совсем без сил, сел на одну из верхних веточек.
ПОЛЁТ состоялся, правда, прошёл он сумбурно, неумело, за счёт быстрой работы крыльев, но, то была победа, которую приветствовала вся воробьиная стайка. Другой молодой воробей тем временем нерешительно переминался на проволоке, но, так и не собравшись с духом, соскочил в уже выстриженную после сбора урожая малину и, изображая чрезвычайную занятость, сосредоточенно запрыгал между ветками, отыскивая какую-нибудь поживу. Болельщики очень быстро успокоились, разлетелись по саду, стало непривычно тихо. Матч завершился вничью.
Вскоре виноград созрел, пришла пора делать виноградный сок. Я резал грозди и вдруг услышал над головой негромкое воробьиное чириканье. На садовом проводе сидела пара, самец что-то деловито внушал внимавшей ему подруге. На меня они не обращали внимания, и я решил немного поддразнить самчика, хотя обычно воробьи на мой свист не реагировали.
Возмущённый тем, что его прервали, оратор примолк на несколько секунд, взглядом описал полукруг, а потом, добавив звука, разразился длинной веской тирадой — теперь уже в мой адрес. Я повторил свой экспромт и тем всерьёз зацепил раздосадованного крикуна. Неожиданно он разразился настоящей песней, как воробью-то и не положено: в чириканье вплетались мелодичные отрывки, трели. Он гремел не переводя дыхание, не утруждая себя паузами, это было настоящее чудо! Потрясён был не один я. Самочка, сначала ничего не понимая, уставилась на кавалера, а потом увлеклась, придвинулась по тросу вплотную к певцу, изумлённо слушала его вдохновенное ариозо, стараясь при этом заглянуть то ли в клюв, то ли в глаза. И это было не простое любопытство, это было преклонение перед неожиданно вскрывшимся талантом. И концертный номер, и зрительское изумление, без сомнения, были обоюдобескорыстные, ибо брачный сезон закончился и уже можно было не драть глотку попусту.
Воробей очень интересная птичка, и мы обидно мало о нём знаем. Живётся ему нелегко. Несмотря на высокую плодовитость (до трёх выводков за сезон) только половина молоди доживает до осени. Средняя продолжительность жизни домовых ( живущих в городе) всего девять месяцев, и даже самые аксакалы не дотягивают до двух лет. То есть, все окружающие нас воробьишки – подростки. Потому и обрели славу отчаянных хулиганистых нахолят. Некому их воспитывать. А в неволе они благополучно доживают до пятнадцати лет.
Причин много, но основная – нехватка корма. У воробья супервысокоскоростной желудок: ягодку переработает за десять минут, бабочку – за пятнадцать. Больше суток без еды вообще не выдерживает, умирает от голода. Взрослые птицы зерноядны, а молодых они выкармливают живым кормом. Каждый день в гнездо заносится до тысячи насекомых, и большинство из них – злостные вредители. Трудно себе представить, но за день птенец съедает столько же корма, сколько сам весит. Получается, весь бесснежный сезон маленькие непоседы в поте лица трудятся на благо аграриев. Все насекомоядные птицы поедают такое количество вредителей лесов и полей, что сама собой в голову закрадывается мысль: «А возможно ли вообще сельское хозяйство без пернатых охранников»?
Осенью воробьи всем кагалом набрасываются на выращенный с их помощью урожай, что не нравится фермерам и прочим труженикам сельхозкооперативов. Широко известны результаты борьбы с воробьями. Китайцы непредвиденно лишились урожая риса, уничтожив чирикающих пожирателей насекомых. Пришлось воробьёв на развод из-за границы привозить. А это валюта. Получилось очень накладно и вдвойне обидно.
Боролись с ними и американцы. Сначала завезли их из Англии – лелеяли и размножали: специально обученные люди строили им изящные птичьи домики. Через десять лет схватились за голову от ужаса: недосчитались урожая. Спасли воробьёв от фермерской мести гусеницы. Как раз в это время ползающих лиходеев развелось столько, что речь пошла не просто о потерях урожая, а о голоде. Тут-то наши красавцы и проявили себя: вредителей безжалостно сожрали. Обречённые янки спаслись от голодомора и в Бостоне поставили воробью памятник.
Разумней всех оказались австралийцы. Чтобы защитить свои виноградники, периодически прогоняют над ними вертолет. Никого воробьи так ни боятся, как это летающее пугало.
ИНТЕРЕСНО понаблюдать за воробьиной стайкой поздней осенью. Тесно сбившись в прозрачном густом кустарнике, нахохлившись, чтобы меньше мёрзнуть, ведут они бесконечные споры о чём-то важном, воробьином. Чирикают все одновременно, и кажется, что никто никого не слышит. Говорят, говорят, говорят, словно на телевизионном ток-шоу. Послушаешь такие принципиальные дебаты несколько минут и поневоле придёшь к выводу, что у воробьёв самый высокий общественный темперамент среди пернатых.
А может быть, это просто такая романтическая тусовка. Собрались воробьи различной эстетической ориентации и старательно вызванивают свои прощальные стихи лету. С отлётом истинных мастеров поют не смущаясь, громко и долго, порой у кого-то прорываются короткие музыкальные фрагменты — знать, подучились за лето у королей птичьей эстрады.
Юрий Леонидович Полуэктов родился в Дрогобыче (Украина) в семье военного. Через три года семья переехала в Оренбург, где Юрий позднее учился в школе №55. Окончил Ленинградский электротехнический институт. Работал в КБ «Орион», занимался испытаниями крылатых ракет. Увлекается садоводством и фотографированием живой природы. Живёт в Оренбурге, является членом областного литобъединения имени С.Т. Аксакова при Оренбургском Доме литераторов.