≡ ЕКАТЕРИНА СМИТИЕНКО ≡
ПОЧЕМУ-ТО весной… она почти физически ощущала это… ее томило. Нет, не томило! Ее подкарауливало странное ожидание. Чего? Пожалуй, она и сама не знала ответа. Предчувствие, что должно что-то произойти, непременно – что-то хорошее! Из года в год она пыталась найти ответ и объяснение, хоть какое-то объяснение этому чувству! Всматривалась в небо, в рисунки облаков, старалась не пропустить момент появления первых листочков из набухших почек. Втягивала всей грудью свежий воздух, не успевший еще вобрать в себя летнюю пыль, но уже избавленный от кристаллов морозца.
Она сама не замечала переход, когда жизнь соскальзывала с отшлифованных, блестящих от частого использования рельсов и начинала замедлять ход, приобретая неспешность и размеренность движения по какой-то забытой, параллельной ветке. Что за стрелочник, пока она спала, изменял это движение?.. Какое-то время пейзаж оставался знакомым, потом начинал не то меняться, не то просто являлось этакое дежавю.
Она пыталась не замечать изменений, делая вид, что ничего не происходит. Пыталась избегать этого непонятного и оттого немного пугающего чувства ожидания. Повторяла: хватит-хватит-хватит! Пыталась искать то невидимое, что звало и манило, искать его во всем – в книгах, в людях, знакомых и незнакомых, в сочетаниях цифр, в лепестках распустившейся сирени… Одно время даже думала, что больна – но врывалось лето, и все забывалось. Неуемное огненное лето не оставляло лазеек в памяти, запихивая кругом свои всепроникающие лучи.
Давно ли это длилось? Пожалуй, с той весны, когда она впервые прочла «Мастера и Маргариту». Следующей весной она читала эту книгу вновь, надеясь воскресить и поймать за хвост то, что в силу юного возраста еще не умела назвать словами. Но то ли от того, что это была ДРУГАЯ весна, попытка получилась блеклая и пресная. То ли все перекрыла влюбленность – первая. Впрочем, все первые влюбленности похожи. Однако каждая из последующих весен подбрасывала по одному кусочку паззла в картинку. Сама она, конечно, этого не ведала и никакой картинки не собирала. Она не любила паззлы. Но точно ловила момент, когда утром открывала глаза и видела лучик, а это значило, что дни стали начинаться раньше – когда принимались петь соловьи, когда зацветала вишня, или что там такое беленькое цветет?
В ЭТУ весну… Она забыла, что ДОЛЖЕН прийти момент, когда подкарауливающее ожидание набросится на нее. Нет, ничего особенного не произошло, удачная защита диплома и папины связи прочили ей место в крупной московской компании, но она давно была готова к этому и не считала свой скорый переезд великой переменой. К тому же в столице было полно знакомых, среди них и Николай. Кем он являлся для нее? Ее парень? Ей не пятнадцать лет, чтоб так называть мужчин. Любовник? Слишком цинично. Друг? Возможно. Но он не знал, да если честно, и не особо интересовался тайнами ее души. Жених? С папиной колокольни – возможно…
Она задавала порой себе вопрос: а что будет, если они в самом деле поженятся? Представляла себя в фате, затем – с коляской, затем – стареющую – с поварешкой на кухне… Но эти мысли были настолько на краю сознания, что не вызывали в ней каких-либо эмоций, и она даже не обращала внимания на то, что самого Николая в них не было!
И вот, сидя возле уже собранных дорожных сумок, только что нажав «отбой» на телефоне – вызывала такси, она вдруг захотела плакать. Даже не плакать – разреветься! Рыдать! И чтоб ее обнимали и гладили по волосам и называли «моя маленькая девочка». Видимо, от накопившейся усталости, связанной со сборами, от того, что надо было не забыть сделать массу дел, от выслушанных слов напутствия мамы она чувствовала себя опустошенной… В комнату заглянул отец. Сглотнув подступивший ком, она накинула на плечо рюкзачок и спустилась вслед за отцом к подъехавшему такси.
Ночью в поезде она долго не могла уснуть, хотя все взбалмошные соседи по купе – суетливая старушка, все сетовавшая, что «раньше-то ездить было лучше», мужичок неопределенных лет, все искавший компанию, чтобы выпить или хоть сыграть в дурака, да мамаша с избалованным слюнявым карапузом – уже угомонились и видели свои десятые сны. Стараясь не шуметь, вышла в коридор, мимоходом ответив проводнице, что ничего не нужно, а бледная оттого, что волнуется перед встречей с женихом. Проводница, обрадованная, что от нее ничего не требуется, гремя стаканами, протиснулась в служебное купе.
А она все стояла и смотрела невидящим взглядом на повторяющиеся столбы, редкие далекие огни… Ветер, врывающийся в окно, то ли сушил слезы в ее глазах, то ли высекал их. Наконец, вернулась в спящий, с притушенными коридорными лампочками вагон, юркнула на свою верхнюю, случайно смахнув колоду карт, принадлежавшую ее соседу по купе. Не стала собирать. Вот еще! Только перебудить всех. Но обратила внимание на случайно легшую лицом вверх карту – червонного короля. Уже лежала на своей полке, и сквозь окутывавший сон слышался ей голос бабушки: король червонный – друг сердечный… Дремота подхватывала слова и под стук колес пела: сер-деч-ный, сер-деч-ный…
Что за стрелочник, пока она спала, изменил движение поезда? Да нет, приехала она куда надо, и даже вовремя, что тоже неудивительно. И встречали ее, как и договаривались, Николай и ее двоюродный брат. Но пока ехали к съемной квартире, которая на много лет должна была стать ее новым домом, она выглядела немного ошеломленной и глуповато улыбалась. Николай, видимо, списал это на впечатления нечастой гостьи столицы и посматривал на нее со снисходительной улыбкой. А она, сжимая лямочку рюкзака, одновременно сжимала, словно боясь потерять, наспех записанный на ладошке номер телефона Санька. Того самого, кто подсунул ей «Мастера и Маргариту», кто утешал ее после разочарований первой влюбленности и еще нескольких других, кто наверняка знал, что она не любит паззлы, а любит звуки флейты и рисовать бабочек.
Это с ним они застряли на машине посреди леса, когда она позвонила ему из деревеньки, куда с семьей ездила на похороны бабушки: она не умела плакать при ком-то, и после всех обрядов и поминок ей необходимо было остаться наедине со своим горем, и она не нашла ничего лучше, чем вызвонить из города Санька. И он примчался, как только смог, но старенькие отцовские «Жигули» подвели, и в ночном лесу она впервые слушала, как поют соловьи, и рыдала, как ненормальная, а Санек лишь гладил по волосам рукой, пропахшей машинным маслом, и солнцем, и ветром, и говорил не слова утешения, а «моя маленькая девочка»…
А на следующий год, когда она училась на втором курсе, Санек уехал в Питер со своей семьей – соседями ее родителей. За наступившей сессией отъезд прошел незаметно. Память иногда вытаскивала образ Санька – высокого, улыбающегося, но она уже почти привыкла, что в жизни нет ничего вечного и потери друзей неизбежны, да и жизнь была полна ежедневными событиями. Да, он был ей другом, соседом, иногда нянькой, иногда жестоким стёбщиком, были моменты, когда за его острые словечки она ненавидела Санька со всей яростью!
Но почему же, когда они столкнулись в вагоне – он встречал кого-то и протиснулся одним из первых помочь вынести вещи, Николай в этот момент только подходил к вагону… Почему, неожиданно столкнувшись в давке, отчего объятия получились крепче обычных дружественных, почему, встретившись с его глазами и даже не успев объяснить свой визит, она оказалась с наскоро записанным номером на ладошке. И чувством, что приехала домой…
Екатерина Александровна Смитиенко родилась в 1982 году в Оренбурге. Окончила школу № 32, профессиональный лицей № 18. Стихи начала писать с 12 лет, публиковалась в оренбургской периодике, в альманахах «Башня» и «Бузулукские зори». Участница областного совещания молодых писателей «Мы выросли в России!» (2007), по итогам которого получила право на издание в серии «Новые имена» своей первой книги – сборника стихов «От пятницы до пятницы».