≡ АЛЕКСАНДР ГВОЗДЕНКО ≡
ЗВОНОК раздался часов в десять утра. Он снял трубку:
- Слушаю.
- Здравствуй, — сказала она.
- Здравствуйте, — ответил он.
- Ты можешь меня узнать?
- Нет.
- Стареешь, стареешь. Раньше, как бы я ни изменяла голос и как бы ни пыталась тебя разыграть, ты узнавал меня сразу.
- Раньше, — сказал он с грустью, — это было раньше.
Голос был такой знакомый, но знакомство было давнее. Из ближайших знакомых такого голоса никто не имел.
- Вы моя давняя знакомая, которую я знал очень хорошо, но очень давно.
- Ты, как всегда, умница.
- Не надо мне тыкать. Пожалуйста.
- То время, которое мы с тобой провели в постели, дает нам право и через сто лет быть на «ты».
Он моментально назвал ее имя и сказал неожиданно, но радостно:
- Говорят, не возвращайся в те года, которые прошли, хотя бы для того, чтобы не портить светлую память сегодняшним грустным днем.
- Только я решила наперекор всему сегодня вернуться в прошлое.
- Ты всегда была решительной в своих действиях и умела находить углы даже в круге.
- Что ты этим хочешь сказать?
- Ты всегда была прекрасна! Прекрасна как внешне, так и внутренне. Находя угол в круге, ты это делала так очаровательно, что, когда я заходил в него, то был уверен, что от этого стал еще счастливей. Женщина, умеющая из любви делать сюрпризы, а из сюрпризов любовь. Это дано не каждой.
Она рассмеялась приятным легким смехом. Смех шел словно из сердца, он был настроен на какую-то волшебную струну, спрятанную за белыми облаками детства.
- Помнишь, ты мне говорил: хороший волк не доживает до старости. Ты стар?
- Смелый вопрос. Смотря в чем. Мне всего пятьдесят пять.
- Иногда старятся и раньше. По разным причинам.
- Ты права. Только я не отвернулся от поговорки, которую люблю: хороший волк не доживает до старости.
- Что же, тогда мы с тобой должны встретиться. Хорошая пантера никогда не превращается в облезлую кошку.
- Я помню и знаю, что ты себе этого никогда не позволишь. Ты можешь себя избаловать годами, но от этого ты становишься еще элегантней и изысканней. Красота всегда требует хорошей оправы. Ты всегда умела к своей красоте подбирать оправу – от листьев в девичестве до бриллиантов в зрелости.
- Молодец! Ты всегда мог своими словами найти эрогенную точку в сердце женщины. Но я разучилась обольщаться. Ты лысеешь?
- Я открываю все больше и больше мест для поцелуев и ласк.
- Что ж, главное, чтобы это все нравилось женщинам. Итак сегодня в девятнадцать ноль ноль.
Она назвала ресторан.
- Я буду тебя ждать. Ты помнишь: если женщина не опаздывает, значит, она не уважает мужчину. Шучу, это все в прошлом. Теперь я пунктуальна, как королева, и строга, как мать королевы. Помни: возле королевы всегда находятся король, любовник и шут. Место короля не для тебя. На месте шута ты не в моих глазах. Так будь тем, кем ты был когда-то, и помни, что отрубают голову палачи, но приговор подписывает королева. Любовь дает благо, но она его и отнимает. Итак до девятнадцати ноль ноль.
Он положил трубку, посмотрел на себя в зеркало: да, годы налицо. Годы, как ни прячь, все равно не скроешь. Он был мужчиной, он ухаживал за собой сам. Он не ходил к косметологу, не делал ни маникюра, ни педикюра, хотя это становилось модно. Он разрешал себе хорошую баню, иногда массажиста, хороший парфюм, стильную прическу, конечно спортзал. И все. В последнее время болел. С чего? Сам не мог понять. Аденома простаты с подозрением на раковую опухоль. Операции сделал, но где-то внутри, не в теле, а в подсознании, было ущемлено мужское достоинство. Нет, мужчиной он себя чувствовал и мог еще спать с женщинами, но организм словно разваливался, и что ни говори, а какая-то внутренняя неуверенность якорем зацепила мозги. Всю жизнь, плохо или хорошо, он надеялся только на себя и, конечно бессознательно, на свое тело. Годы, годы поставили ему такую подножку и сделали такой бросок, заработав такие судейские баллы, что он растерялся. Растеряться можно, сдаваться – нет. Он не сдавался. Он боролся, а куда деваться? Хороший волк не доживает до старости и не скулит от болезней. Он начал готовиться к встрече. Время было. Это время должно было дать привлекательность, хорошее настроение, хороший запах и блеск ума. Казанова знал, что такое обольщение, обольщение знало, кто такая женщина, женщина узнавала, кто такой Казанова… Порочный круг, но в нем все равны. Или, может, это треугольник? Казанова-обольщение-женщина, и опять Казанова-обольщение-женщина, и вершина – наслаждение. Разные вершины, разные восхождения. Или все-таки круг? Разное кружение, потеря ориентации. Казанова умел открывать любовь в любой женщине, он выпускал из нее ее беса, и бес резвился до безумия, и когда прятался снова в женщину, оставлял такое туманное сладкое наслаждение, что женщина невольно ждала этой встречи снова. Нет, он не был вторым Казановой. У него был принцип: не уподобляйся тому, который уже жил. Помни, он жил в свое время, а ты живешь в свое. Возьми, если сможешь, его свет, но неси его так, чтобы сердца женщин, как мотыльки, летели на него, независимо от их красоты, культуры и умственного развития. Природа в основном создает шедевры, но жизнь и время делают из них черепки.
Она отошла от туалетного столика, где лежала телефонная трубка, посмотрела в зеркало, расстегнула халат, внимательно осмотрела грудь, талию, бедра. Она никогда не бросала свое тело на авось. У нее было довольно знания. Она всегда помнила: мужчина голоден, прежде всего, взглядом. Но его взгляд всегда можно ловить. Она безошибочно играла так со своим мужем. Она всегда выигрывала, и это было гарантией ее спокойной жизни, уверенности и богатства. Она понимала, какие женщины требуются мужчинам. Когда-то именно он, тот, кому она только что звонила, учил ее разбираться в мужчинах. Когда-то он показал ей заповеди любви, и она их усвоила и запомнила. Потом она взяла за правило ухаживание за телом – от Клеопатры. И никогда не позволяла себе ужимать свой мозг до работы домохозяйки. Она улыбнулась. Да, молодые мужчины смотрят сверху вниз, а опытные – снизу вверх. Только откуда и как бы ни шел их взгляд, она знала: он должен закончиться восхищением. Встречают по притягательности, провожают по использованию. Дать использовать себя – значит проиграть. Любовь – та же карусель, главное – всегда правильно и умело раскрутить, а затем так же умело ссадить мужчину, продолжая вращаться быстрее земли, но медленнее самой жизни. Она знала свои изъяны, но она знала и свои достоинства. Достоинства были на виду, а до ее изъянов мог докопаться только один человек. Он. Может быть, поэтому все эти годы она, даже в тайне от себя, его по-прежнему любила, той далекой, глупой, но сильной девической любовью. Иногда в порыве истерики, плача, она вдруг ни с того ни с сего внезапно чувствовала на своих сосках его поцелуи, на своей талии – его руку. И тут рождалась злость на мужа: ну почему он не может это все сделать так, как делал Он? Она собиралась к нему. Пантера, готовая продемонстрировать свою грацию, красоту, привлекательность, заманчивость, блеск умных глаз. Что ей в ответ покажет старый волк? Хотя он всегда был непредсказуем. В свое время он мог ее на субботу и воскресенье позвать к морю, мог влезть по дереву на третий этаж и, не будя родителей, что спали в соседней комнате, целовать ее до утра. Утром, выйдя через дверь, влезть опять в окно, но уже с цветами, и задурманить ей голову ароматом цветов и словами, которые кружили голову и перехватывали дыхание… А теперь? Она улыбнулась: да, все больше мест для поцелуев и седина, говорящая о том, что каждая весна в конечном итоге начинается со снега и заканчивает год зимой. Он научил ее любить, но не научил, как избавиться от этой любви, которая все эти годы, словно сладкая хроническая болезнь, просыпалась в ее груди. Жалила ее своим добрым ядом, холодила змеиным телом, душила тугими кольцами, а потом, отпуская, спасала, чтобы снова ужалить в самый неподходящий момент. Она находила противоядие от этого жуткого яда, она заставляла себя пить его, невыносимо мерзкое, но так и не выработала в себе тот фермент, что заставил бы просто его забыть.
И он готовился к этой встрече. Будет ли еще такая встреча? Кто знает, кроме Бога одного? Он позвонил в ресторан, заказал все то, что хотел увидеть, услышать, попробовать. В конце концов, когда тебе назначает встречу женщина, нельзя позволить ей быть выше себя, нельзя дать себе самому принизить свое достоинство. В конце концов, бог делал женщину из ребра мужчины, а не наоборот. Любой женщине идет и приятное удивление, и немое восхищение, и особенно когда от этого она растворяет свое «я» в чувствах мужчины. Все он продумал – от платка, галстука, запонок, носков до пиджака и пальто. Не знал почему, но он ей хотел причинить сладостно-мучительную боль оттого, что она все эти годы не была с ним. Он хотел дать ей черпнуть родниковой воды из своего холодного колодца, да так, чтобы ей захотелось напиться неоднократно. Он знал, что почти всякая женщина мужа представляет, как свою клетку, и ей хочется иногда из нее вырваться. Нет, совсем не для того, чтобы изменить, а просто глотнуть свежего воздуха и попытаться изменить что-то в себе.
За пятнадцать минут до назначенного срока он был на месте. Он был, как дамасская сталь, соткан из нескольких слоев, привлекателен и остр.
Подъехала машина. Шофер открыл дверь и подал ей руку. Она из авто вышла элегантно. Он подошел к ней. Она растерялась, но быстро взяла себя в руки. Он протянул ей букет роз.
- Здесь столько роз, сколько лет мы с тобой не виделись.
- Ты помнишь эти годы? — спросила она.
- Конечно.
Они вошли в ресторан. Он помог ей снять легкое пальто. Она указала на столик, который был зарезервирован для них, и они сели. Официант подал меню. Выбирала она, прекрасно помня, что он любил. Он подивился ее памяти, ему было приятно. После нескольких глотков вина она сказала:
- Приятно, что у тебя нет живота, что ты по-прежнему подтянут и еще держишь военную выправку. Виски, правда, стали совершено седые, морщины глубокие около уголков глаз. А лысины почти не видно. Так сказать, старый солдат, не сдающий без боя свой внешний вид, но готовый умереть в битве только от любви.
И долго посмотрела на него.
- Ты, как всегда, великолепна. Годы только подчеркнули твою привлекательность и заманчивость. В тебе есть то очарование, которое влечет не только взгляд, но и тайное желание. Ноги твои остались такими же красивыми, талия так же обворожительна, да и грудь… представляет для мужчин интерес.
- Все успел рассмотреть?
- Почти все, но особенно отметил взгляд и руки. Я помню эти руки, которые когда-то меня обнимали, ласкали, замыкались замком и не давали уйти. Я помню твои глаза, полные восторга, слез, мольбы, покаяния и любви. И слезы, которые выжигали на моем сердце твои чувства.
- Мы с тобой не виделись почти тридцать лет. Как ты жил?
- Я жил, как облака осени. Двадцать лет прослужил в армии, потом ушел на вольные хлеба. Я был просто осенним облаком своего времени, которое гнали и рвали ветра, которое наполнялось дождями и опускалось вниз. Когда дожди, как слезы, уходили, оно поднималось вверх и продолжало свой путь.
- Ты хочешь сказать, что облако никто около себя удержать долго не может, и поэтому лучше мне тебя не спрашивать, кем я была все эти годы для тебя?
- Спроси.
- Кем?
- Той, которую я просто любил, но которую потерял навсегда.
- Ты меня потерял потому, что ушел сам.
- Ушел, поскольку понял: я могу стать для тебя помехой. Если бы я не ушел, ты никогда не стала бы той, что сейчас.
- Когда ты ушел… — сказала она задумчиво и печально. – Я просто умерла. Ты слышишь? Я умерла без тебя, без твоей близости, без твоей радости, без твоих чувств. Ты поступил как Герасим, ты бросил меня, будто собачонку в речную воду, только не привязал камень к моей шее, но я все равно умерла. Нет, время меня не вылечило, правда, к жизни вернуло. Я жила и живу, только так и не научилась любить, как прежде.
- Не вини одного меня. Ты была талантлива и своенравна. Я не мог позволить себе сделать из тебя просто любимую женщину. Я не мог. Я бы всю жизнь тебя догонял. Я не мог тебе дать превосходства над собой.
- А меня ты спросил? Ты предал меня. Ты смалодушничал. Ты решил уйти, потому что я была сильнее тебя своими чувствами? Своей душой? Своей любовью? Ты испугался силы моей любви? Испугался, что я могу ради тебя птицей выпорхнуть из окна в ночь и навсегда улететь, если ты этого потребуешь. А ты – нет. Ты был старше меня, ты был опытней. Я тебя любила до безумия, до крика, до истерики, до самопожертвования. Я любила свою жизнь меньше, чем тебя. И ты отнял у меня и себя, и мою жизнь. Мужчина, своей слабостью предавший девочку с большим сердцем и израненной душой, не умеющий видеть счастье в преданности…
Он перебил ее стихами:
И вдруг безумным жестом остолблен кленоход:
Я лилию заметил у ската в водопад.
Я перед ней склонился, от радости горбат,
Благодаря за встречу, за благостный исход…
Зизи, Зизи! Тебе себя не жаль?
Не жаль себя, бутончатой и кроткой?
Иль, может быть, цела души скрижаль,
И лилия не может быть кокоткой?
Познакомился в опере и влюбился, как юнкер.
Он готов осупружиться, он решился на все.
Перед нею он держится, точно мальчик по струнке.
С нею в паре катается и играет в серсо.
- Игорь Северянин. Помню, помню, ты мне читал его стихи. Помню, как ты рассказывал, что в поэтическом споре он выиграл и у Есенина, и у Маяковского. Да, спасибо тебе за цветы и Шопена. Я же услышала его, когда мы шли к столику, и заметила твой жест, что ты подал музыкантам.
Он пригласил ее на танец. Они пошли танцевать. Целуя ее руку, лежащую у него на плече, он начал:
Королева играла в башне замка Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат;
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат,
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа…
Она прикрыла ему пальцем губы, потом отняла их и поцеловала его.
- Я тебя обожаю.
Когда они вернулись за стол, она увидела, что трапеза заменена. На столе стояли ром, шоколад, мороженое, сигары и коробок с длинными спичками.
- Ты молодец. Ты даешь мне возможность снова побывать в юности. Я помню, как ты меня учил пить ром и курить сигары. Потом ты затягивал меня в постель и любил меня. Любил, как пират любит девку из кабака, придя из далекого плавания, — сладко, страстно, волшебно. А потом, целуя меня, ты говорил, что это еще не девятый вал в наших отношениях, до девятого вала мы еще не дошли, и я, дура, радостно тебе верила. Пьянея от рома, от тебя и от счастья.
- Что же, давай хлопнем, — он налил ром. – До дна – и сразу сигару.
Они выпили. Она показала глазами на свою рюмку и закурила сигару. Он налил еще, тоже закурил. Попыхивая сигарами, они выпили еще по бокалу рома, не закусывая, наслаждаясь его шоколадным ароматом. Он разлил по третьей. Она засмеялась:
- Вспомнила, как в постели, после любви, мы лежали с тобой и занимались всякими глупостями. Помнишь, как дурачились? Брали газету, ты говорил: «Итак, они лежали в постели и думали о том…», а я тыкала в газету наугад пальцем, и ты читал: «Как выполнить пятилетний план», или «поднять сельское хозяйство», или «помочь сотрудникам ГАИ». В общем, с тобой я всегда была, как девочка, которая стоит перед пропастью: ей надо прыгнуть во что бы то ни стало, но страх сковал ее изнутри, и она никак не может его преодолеть, потом преодолевает и летит в неизвестность, но эта неизвестность вызывает уже не страх ужаса, а страх полета, потом страх улетучивается, а желание полета остается… Давай выпьем за то, что с тобой я научилась летать, но с тобой же сломала крылья. За любовь, которой не нужен парашют, но всегда нужна высота.
Они выпили по третьему бокалу рома. Он видел, что она пьяна. Щеки ее налились румянцем, глаза заблестели азартным, дерзким блеском.
- Знаешь, что самое страшное для меня сейчас? – спросила она.
- Нет.
- Я хочу с тобой переспать, но я этого не сделаю. Хотя я попала в пьяный омут с душевным водоворотом и мне ужасно хочется провести ночь с тобой, а утром, не будя тебя, скрыться в утреннем тумане навсегда. Оставляя на твоей груди маленькое солнышко моей любви. Но этого не будет.
- Я понял, – сказал он. – Думаю, что ты захотела встретиться со мной совсем по другой причине. И это, прежде всего, как-то отразится на мне.
Она удивилась его проницательности.
Он пригласил ее на танец. Они танцевали танго. Когда-то эту музыку написал его друг, который в далекие девяностые подорвался на мине в Афганистане. Тело его не собрали. У него от друга осталась партитура. Это было их танго. Друг писал этот танец для них. Музыканты играли с листа. Они танцевали, а по ее лицу текли слезы. Это были поминальные слезы, слезы прощения, слезы восхищения. Он вел ее страстно, дерзко, плавно, но жестко. Со стороны этот танец напоминал сплав безумной, серьезной, взрослой страсти, где каждый готов был умереть в любви только ради того, чтобы подчинить, поставить на колени другого. Здесь говорил не разум, здесь говорили чувства. И в этих чувствах плакала своей безысходной красотой осень, переполненная таким очарованием, от которого было невозможно дышать и больно смотреть. В конце танца она его поцеловала долгим страстным поцелуем.
Они сели за стол. Она достала свечу, поставила на стол.
- Я зажгу, ты не против?
- Зажигай.
- Почитай мне что-нибудь.
Что до того, что скажет Пустота
Под шляпками, цилиндрами и кепи!
Что до того! — такая нагота
Великолепней всех великолепий.
Она зажгла свечу. Это было похоже на условный знак. Только кому? Он, смутно догадываясь, спросил ее:
- Я должен умереть?
Она утвердительно кивнула.
Он произнес:
- Спа…
Но не успел договорить. Пуля вошла точно в висок. Он уткнулся лицом в стол. В зале был полумрак. Играла музыка. Она вытерла отпечатки с бокала, подозвала официанта. Официант сказал, что мужчина уже расплатился. Она протянула ему 500 долларов и сказала:
- Вы не должны меня вспомнить.
Официант понимающе кивнул и быстро ушел.
Вставая из-за стола и глядя на него, она сказала:
- Хороший волк не должен доживать до старости.
Выйдя из ресторана, она решила немного пройтись, а после поймать такси. По крайней мере, сядет она в такси не у ресторана. Она прошла метров двести и вдруг начала проваливаться в пропасть. Она заулыбалась, поняв, что эта любовь разорвала ее сердце изнутри. Она увидела его в молодости, он читал ей Игоря Северянина:
Ты ко мне не вернешься: грезы больше не маги, -
Я умру одиноким, понимаешь ли ты?!
Александр Викторович Гвозденко родился в 1954 году в Находке Приморского края. Окончил Оренбургское высшее зенитное ракетное командное училище, с 1972-го по 1995 год служил в армии. В 1992 году заочно окончил Оренбургский педагогический институт. Живет и работает в Оренбурге. Стихи и проза Александра Гвозденко публиковались в местной прессе, в альманахах «Башня» и «Гостиный двор». В 2008 году в серии «Автограф» вышла книга его рассказов «Поезд». В 2009‑м принят в Союз российских писателей.