≡ ЛЕВ БУРАКОВ ≡
…Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его – напрасно.
Анна Ахматова
I
– Не суди тех, кто тебя любит, – произнесла она волнующе-грудным, чуть хрипловатым голосом и ловким толчком наманикюренного ноготка выловила сигарету. Белая круглая сигарета походила на тонкую бледную свечку. Я поднёс ей пистолет-зажигалку, выстрелило пламя. Она медленно, как свечку, поднесла сигарету и прикурила. Холодноватое пламя угасло, а пальцы засветились красновато и тепло.
Ёлка сиротливо жалась в углу, как бы распятая на фоне книжных полок. От сухого жара батареи иголки осыпались. Стеклянные шары тускло блестели. Тускло отсвечивало жёлтое вино в бокалах. Снимая узкую кофту, она сбрасывала с дымящихся золотом волос шпильки. Они глухо падали, как ёлочные иглы, на холодный паркет. Потемневшие её губы доверчиво потянулись ко мне, они оказались горьковатыми, но жадными, и потому, видимо, все чувства на миг куда-то исчезли, осталась лишь звериная первобытная страсть… Мир отделился и жил сам по себе. В пепельнице топорщились окурки. На тарелке лежали ломаные куски хлеба. Сыр исходил стылой слезой. И весь стол вызывал тревожную вагонную грусть. Пряные разводы на его полированной поверхности беспокоили неуютностью.
А она шептала ласково о любви и верности. Для неё любовь и верность всегда были неотделимы. Она сомневалась во всём и не хотела сознаваться в том, что всегда во всём сомневалась.
Щёки горели в темноте. В квадрате окна бились снежные звёзды.
Ёлка роняла иглы с обречённым спокойствием, тихо и часто.
Её рука лежала на груди, и было слышно, как стучат часы, воруя секунды. И сердце гулко билось в ладонь…
II
Они шли по ночной улице. И рядом шли две луны. Одна луна двигалась над головой, а вторая – под ногами. Мокрый асфальт тёк плавно и мягко. Сырой воздух пах грибами.
– Я только сейчас понимать стал Достоевского, – сказал он тихо, но в сыром воздухе слова упруго звенели, – он, может, единственный писатель, который попытался заглянуть, не боясь, в русскую душу. Наверное, только русские способны в самых неподходящих случаях философствовать о жизни, о мире, о правде.
– Я не читала его, – ответила она откровенно. – И не жалею об этом.
За стеклянными стенами кафе, как в аквариуме, двигались люди. Сидели за хилыми столиками и пили. Они вошли и взяли бутылку сухого вина. Денег хватило еще на пару конфет. В основном курили девушки. Дым Млечным путём стелился над головами.
– Наверное, сейчас где-то вот так же сидят и пьют в Париже.
Он улыбнулся. И посмотрел на её обнажённые колени. И она поняла его:
– Моды интернациональны, как идеи.
– Здравствуй, Лю, – к столу подошёл парень с бородкой, вежливо-рьяный, учтивый до приторности, – можно поговорить? Вы позволите?
Он кивнул. За соседним столом зашумели. Кто-то уронил бутылку, и девушки взвизгнули. Лю вышла на улицу, вскоре вернулась одна, зябко ёжась и поправляя белый свитер. Когда она пробиралась к столу, на неё оборачивались. В длинном облегающем свитере и в казавшейся оттого ещё более короткой чёрной мини-юбке Лю выглядела вызывающе броской и красивой. Она ловко лавировала между столиками и по-домашнему спокойно вышагивала длинными ногами. Ей что-то сказали, и она посмотрела в сторону говорившего мельком, мирно и ласково улыбнувшись одними глазами. Она села и взяла рюмку. Вино мелко вздрагивало. Он хотел спросить, кто этот вежливый юноша, но не стал: будет похоже на ревность. А у него нет на ревность прав. Лю отпила глоток и, как всегда, обезоруживающе улыбнулась:
– У нас есть ещё сигареты? Дай, пожалуйста. А тебе неплохо было бы познакомиться с этим пижоном. Забавный тип. Когда-то мы учились вместе. Он работает в какой-то строительной шараге, пишет стихи.
– Я прозаик, – напомнил Сергей, – мне и без поэтов трудно. О чём же он пишет?
– Плохие стихи. Приглашал сейчас ехать с ним. Я знаю его компанию. Скучные люди. Много пьют, много говорят, мало думают.
– А я считал, что девушкам такие именно и нравятся.
– Он любит чёрный кофе и пьёт коктейли. Не жаден.
– Зачем ты ему нужна?
– Любит танцевать. Я прекрасно танцую. На это у меня талант.
– Надо было идти. Я же не танцую.
– Это меня и радует. Мы любим тех, перед кем у нас есть превосходство.
– Я тоже люблю кофе. Но, увы, так нелепо…
– Чудак, я возьму, сколько?
– Это нехорошо.
– У нас равноправие.
– Что же, убедила. Бери ведро. Я пью много. От него мне лучше спится.
– Без снов?
– Бывают и сны. Но всегда интересные.
– Расскажешь?
– Если успею запомнить.
Лю пошла и принесла кофейник.
– Отличный кофе. Если бы ты не была блондинкой…
– Ты бы не сидел здесь?
– Это само собой! Я хотел сказать, что ты напоминаешь какую-то французскую актрису. Я не был и, верно, никогда не буду в Париже, но мне кажется, что здесь похоже на парижское кафе.
– Ты хотел бы побывать в Париже?
– Много чего хотел бы. Однако у меня нет даже денег. Один лотерейный билет, и тот всучила вчера кассирша в кино вместо сдачи. Я не верю в лотерею.
… И он проводил Лю до дома.
– Скоро родители уедут, и тогда я приглашу тебя к себе.
– Зачем?
– Не хочешь – не надо.
– Позвони мне завтра.
– Хорошо. Иди.
– Я хочу поцеловать тебя.
– А я не хочу. Иди же!
Закапал дождь. Мелкий и противный. Сергей поднял воротник. Шёл домой добрый час. Можно было бы доехать на троллейбусе без билета, но троллейбусы уже не ходили. Это такси понимают влюблённых, троллейбусы не понимают.
Он вошёл в комнату и разделся, не зажигая света. Ребята спали. Спал уже и Витька, который дежурил сегодня по номеру. Хотелось курить.
III
Сергей ещё раз сверил номер билета – всё точно. Цифры сходились. Она даже отчеркнул ногтём графу в таблице. И держал билет, всё ещё не веря привалившему счастью.
– Дорогой, а дорогой, – шепнули ему, – ты выиграл «Волгу». А, может, не надо тебе машину? Возиться, оформлять бумаги и прочее? Отдай билет мне. Я тебе сразу наличкой вручу. И тебе хорошо, и мне, а?
Грузин смотрел на него с тоской.
– Понимаешь, надо машину. Очень надо. Наличкой! Сейчас и прямо в руки!
– Э‑э! Давай! Только далеко я не пойду.
– Рядом. В гостиницу. Милый мой, идём!
Сергей не считая сложил пачки в портфель. Он вышел на улицу, и ноги его ослабли. Он осмотрелся. Асфальт лежал перед ним, как шкура слона – шершавый и серый. Надо такси. Куда ехать и что делать – он не успел придумать. Но теперь он не мог идти пешком.
сон Лю
… Бьются в судорогах водяные потоки. Лодка черпает волну.
– Мы пройдём, не бойся, – улыбается загорелый Антонио. Платок на шее. Крепкие мускулистые руки. Она знала эти руки.
… Тёмные мостовые. В небе отсветы. Знакомый подъезд.
– Идём, все равно идём, – говорит Оноре. – Ты нужна мне.
Тонкие усики. Берет. Трубка в руке. Она знала эти руки.
… Густые кусты. Под ногами шуршит палая листва.
– Присядем, – вежливо приглашает Михель, – надень куртку. С моря дует сырой ветер. Надо жить, как он, легко.
Он накидывает на её плечи куртку. Ласково обнимает. Руки сжимают плечи. Она уже знала эти руки.
… Над постелью тускло светится ночник.
– Завтра мы расстанемся, – просто шепчет Джон, – не надо жалеть ни о чём. Любовь разрушает искусство.
Его рука осторожно расстёгивает пуговицы на её платье. Она узнала эти руки.
…В окно плещется душный воздух. Лениво шевелится пальма. Тихо звучит музыка.
– Вот мы и одни, – присаживается рядом с ней на ковёр Радж, – как, собственно, всегда одиноки все люди. Ты дашь мне эту ночь. И я унесу её в своей памяти.
Он берёт её руки в свои. Пальцы на его руках слегка дрожат. Она знала эти руки.
…Всё плывёт вокруг. Радужные круги в глазах. Боль в сердце. Как сказали эти мальчики? Кажется, один оценивающе оглядел её и шепнул в сторону. Он хотел её пригласить к себе? Второй уже сказал сухо и громко, будто щёлкнул бичом по спине:
– Пусть идёт к другим. Она разменяла молодость. Молодость – это власть женщины. У неё уже нет власти, а значит, ей нельзя поклоняться. Нельзя пить из чужого стакана.
IV
Сергей ждал звонка. И телефон зазвонил. Сергей почувствовал, что это звонит она. Он судорожно схватил трубку.
– Лю? Отпросись с работы, возьми отпуск, бюллетень или что там! Я жду тебя. Мы уезжаем на юг. Отдыхать. Всё.
Вечером он шёл на встречу и сравнивал Лю со всеми встречными девушками. Он смотрел пристально, и одни кокетливо улыбались, а другие высокомерно приподнимали головы. И были лучше Лю. А в портфеле тысячи лежат.
Зачем брать с собой Лю?
подражание
У неё было много одиноких ночей. И странных снов. И давно уже, отболев, оттосковав, увяли груди. Она чмокнула меня в щёку и пошла вперёд, в дверях обернулась, радостно подмигнула. Она казалась не моей, и я знал, что, как и раньше, сегодня она будет моей. Я знал всё заранее. Я только боялся, что утром, глядя на её изменившееся лицо, я не найду нужных слов, отрезвею. И прелесть станет не та, и жизнь не та, и ещё всё не то, а где-то есть лучшее. И я снова уйду, и оставлю её наедине со своими мыслями и одиночеством.
Она всё могла, не могла только рассказать, как и почему стала такой. И всё же она привлекала, нравились её лёгкость, умение быть ненавязчивой, не требовать ничего. Может, в ней была та истинная женственность, которая убывает с годами. А у неё сохранилась навсегда. Она осталась девушкой, хотя давно не была ей.
Таких не берут замуж. Но к таким всегда возвращаются. В тоске, в одиночестве возвращаются. Не в счастье, а в горе возвращаются.
Это был какой-то чудной человек. Он сидел один в тёмной комнате и курил. Горькая отчуждённость, отрешённость от мира сошли на него. Ему не хотелось двигаться. Он желал одного – думать и думать. И чтобы никто и ничто не мешало ему. Забиться в глушь. На острова. Питаться рыбой. Дышать сырым воздухом. Видеть росное солнце.
Каждый обычно пытается что-то сделать в этом мире. А мир живёт себе, не замечая его. Сменяются поколения. И даже взметнувшиеся над толпой кумиры стираются из памяти. Чем оценивается титаническая работа мысли? Да и в наш упорядоченный век стандартизации вещей и разума нужна ли идея, высказанная одним человеком?
И все же этот чудной человек сидел и думал. Он думал о своём одиночестве. О смерти, которая рано или поздно придёт и все равно будет ужасной и нелепой. И смешаются счастье и горе в едином горьком коктейле.
За окном послышалась хриплая песня. Шатаясь, шла тень пьяного – ему было весело.
Он же сидел и курил. А она лежала за стеной, лежала ничком. И щеки были мокры от слёз. Ей было легче от слёз. Может, ей тоже было хорошо?
А его тревожила ночь и одолевала тоска. На земле стояла ночь. Казалось, всё погибло и никого не осталось. Только природа, притаившись, выжидала своё время, чтобы снова заронить в океан жизнь и начать сотворение мира. Луна подошла и заглянула в окно. В который уже раз на своём долгом веку смотрела она древним оком. Она не удивилась даже, когда человек, оторвав от себя кусок хлеба, воспарил и прошёлся по её поверхности. Человек улетел, такой же, как был до этого, взяв ничего не значащий сувенир. Луна молчала.
Человек прикрыл глаза. И вдруг почувствовал на щеке тихое дыхание. Он знал её молочное, нежное дыхание и всегда помнил его. Знал он и запах её тела, разгорячённого ласками, дразнящий и острый. Знал слова, которые она всегда шептала. Одни и те же слова. Они волновали и злили. Он не мог представить, что всё это мог знать кто-то ещё…
Каждый человек входит в нашу жизнь, чтобы что-то изменить в ней. К лучшему или худшему. И, наверное, не надо бояться этого…
Как-то сидели рядом, прижавшись друг к другу, держали друг друга за руки. Умели понимать молчание. Может, оттого так трудно рождается слово теперь? Слова лгут чаще, чем молчание. Молчание всегда мудрое, оно редко обманывает и никогда не предаёт.
Тогда она была слегка пьяна. В молчании, нежно, просяще повернулась она к нему, взглянула на него томительно долго, сердечно и слабо, попросила глазами поцеловать её. И, не дождавшись, не вытерпела, сама туго и жарко прислонилась к нему, сжала руку…
Он приоткрыл глаза. Лунный свет бился, дымясь, в окно. Он встал и прошёл в её комнату. Осторожно приподнял одеяло и лёг рядом с ней. И она доверчиво прильнула к нему, уткнулась в грудь его, прижалась тёплой, упругой и сильной ногой. Ему вдруг увиделись дремучие заросли. Страстно захотелось встать и, взяв винтовку, идти куда-нибудь и стрелять. Стрелять без устали, безжалостно и яро. Но он тихо погладил её по щеке пальцами. Он прижался сухими горячими губами к смутно белеющей груди…
V
Он прождал час. Лю не пришла. Он пошёл к её дому и долго ходил около него. В окне света не было. Он побрёл по улице. На углу стояла девушка. Он подошёл к ней. Короткая мальчишеская стрижка. Большие удивлённые глаза. Милое простое лицо.
– Девушка, у меня пропадают билеты на юг, я не знаю, что делать с деньгами, – вот их полон портфель. Идёмте со мною?
Девушка быстро, как-то боком, косясь на него, как на больного, убежала.
Он пошёл в ресторан.
подражание
Вечерело. Бледно-лиловое море лежало спокойно и плоско. Над волнами зло и жалостно надрывались чайки.
Номер выходил окном в небо.
Она вышла из ванной комнаты в накинутом на плечи лёгком купальном халатике, не закрыв налитые груди. Ему бросились в глаза тёмные кружки сосков, и кровь ударила в лицо. Губы запеклись.
Он уже знал её губы. Воспоминание о бархатистости её вишнёвых губ было назойливым.
Глаза её были ласковы и тихи.
Вдоль стены стояли бутылки шампанского.
Слегка кружилась голова. Он протянул руки. Она молча нырнула под одеяло, к нему. Он слышал, как стучит её сердце, чувствовал её озябшие босые ноги и шептал самые горячие слова, какие только мог найти и выговорить.
Они долго лежали так, грудь с грудью, целуясь так крепко, что больно было зубам. Он гладил её по полным сильным ногам, которые она доверчиво и услужливо раздвигала. Ему хотелось увидеть её лицо, но было стыдно встать и зажечь свет, нарушить всё это…
Она позволяла ему делать всё. Она молчала. И только прерывисто дышала. И он думал, что она – это он, что они едины, что ничто отныне не разлучит их.
Постепенно от того, что случилось в комнате, он отвлёкся, жажда его утолилась, и ему стало мерещиться далёкое, нездешнее.
Он думал о том, что где-то другие люди любят друг друга, им ничего больше не надо, а ему всё мало, хочется ещё и ещё…
VI
В ресторане не было красивых женщин. Не было и свободных женщин. Он сел за столик, который обслуживала высокая тонкая блондинка. Он заказал всего помногу.
– Вы кого-то ждёте?
– Нет, просто так. Кстати, принесите ещё вот на четвертак шампанского. То есть не несите, а возьмите себе.
– Мне?
– Вам. Как вас зовут?
– Галя.
– Вы нравитесь мне, Галя. Выходите за меня замуж.
– Я уже замужем.
Он напился. Приехал домой на такси. Затащил таксиста к себе. Разбудил ребят. И они пили до утра все вместе. И он трезвел всё больше и мрачнел. Билеты он прилепил на стену в туалете.
отрывок из записной книжки
Она была единственной. Встретилась случайно. Её покорность льстила. Он повёл её в модный салон. Она была бедно одета. И он одел её. И она благодарно улыбалась ему. Он не верил ей. Ему казалось, что она притворяется. Он же купил её. Купил!
VII
Поспав немного, Сергей пошёл в парикмахерскую. Его подстригала чёрноглазая и весёлая девица. Он сказал ей:
– Вы свободны вечером? Я хотел встретиться с вами.
– Какой быстрый! – кокетливо воскликнула она, поглядев на соседей. – У нас сегодня собрание. Может, завтра?
–Я пошутил, – сказал он, погрустнев сразу, – собрание важнее…
– Я могу не пойти, – шепнула она. И он увидел во рту её синеватый гнилой зуб.
– Что вы, не надо жертв. Вы любите лотерею?
– Люблю? Беру иногда билетик…
– Желаю выигрыша…
Он позвонил Лю, хотя вчера твёрдо решил постараться забыть её. Она обрадовалась. Отчитала его за вчерашний разговор: пьян ты был, что ли?
– Да, выпил. Встретимся? Сегодня я трезвый…
– Хорошо…
Пока он ездил в кассы и брал билеты на самолёт, чуть не опоздал на свидание. Почему-то ему казалось, что Лю и на этот раз не придёт. Но она пришла, и он увидел, что она выглядит сегодня особенно красивой, даже лёгкая грустная злость зашевелилась в душе. Ей легко: красота для женщины – это всё, она вполне может заменить ум и образование, талант и тяжкий трудовой опыт.
– Ты что замер? – она отчего-то слегка покраснела.
– Боюсь тебя, – горько пошутил он, – очень ты красивая.
Их толкали прохожие.
– Нам надо серьёзно поговорить, – сказал он глухо.
– Серьёзно? Это ново…
– Но где? Родители всё ещё дома сидят? Конечно! Домоседы! Пошли в кабак? Хотя пить мне не хочется…
– У тебя неприятность?
– Скорее радость. Выиграл в лотерею.
– Что?
– Не что, а кого! Тебя, наверное… Ты так спрашиваешь, чудная. Деньги выиграл. За машину получил. Вот, смотри – полон портфель.
– И ты не нашёл ничего лучшего, как пропить их?
– Для начала… Я взял два билета на самолёт вчера и выбросил их. Сегодня ещё взял. Тебе и мне. Бросим всё и отдохнём на южном бреге?
– Твои деньги, тебе ими распоряжаться, – задумчиво произнесла она. – Может, и неплохо покупаться в море. Но едва ли начальник отпустит меня…
– Уволься!
Она не ответила.
подражание
Осень наступает внезапно. Так приходит ощущение счастья от самых незначительных вещей или незаметных явлений – от падающего красного листа или от случайной улыбки женщины.
Пахнет дождём – нежным и вместе с тем острым запахом влаги, сырых садовых дорожек. В тумане падают листья.
Затерянные в огромном, вечном и сильном мире пахучей листвы, трав, осеннего увядания, затишливых вод, они живут на даче вдвоём и только среди ночи на несколько минут включают приёмник. И среди священной дремучей лесной тишины гремит музыка. Когда человек ещё не научился говорить, а уже начал чувствовать всю красоту и всю быстроту жизни, он выражал боль души тягучими звуками – это и была, верно, первая мелодия. Богатела душа, и усложнялось музыкальное её выражение. В любой мелодии можно уловить что-то древнее, исконное: шум ветра, треск костра, шепот реки…
И снова умиротворение. И снова тишина. И плавно текли мысли. Какие-то особые, редкие, мудрые. Но записывать их было лень. Рождались стихи, говорилась великолепная красочная проза, а писать не хотелось…
Стояла осень в солнце и туманах. Сквозь отлетающие леса были видны далёкие облака и синий густой воздух.
Иногда днём солнце вдруг припекало сильнее, и тогда на полянах сладко пахло клубникой. Они отдыхали в густых чащах осин и берёз, перебирались сквозь заросли на сырые места и дышали грибным прелым запахом травы и корней. А высоко в чёрных вершинах деревьев бился ветер.
По ночам холодало. Вода в лужах покрывалась ледком.
Поля на холмах были дымно-зелёны издали и будто присыпаны мукой, стога почернели, лес сквозил, был чёрен и гол, только резко проступал берёзовый белый частокол, бархатились и лоснились зеленью стволы осин, да кое-где по лесистым холмам цвели, горели ещё последние шапки неопавших деревьев. В чёрной воде бакалушек плавали разноцветные листья. Все листья разные, все особенные…
Он, лист, отработал своё и окончился красиво, уйдя приятно и весело, не забыв и удобрить родную землю, чтобы после тоже росли ему подобные…
VIII
Сергей всё же перед выездом в аэропорт позвонил Лю. Она, как и он, преподавала, была на работе.
– Что же ты?
– Не отпускают.
– Плюнь! Упроси! Сбеги! Прогуляй!
– Что ты говоришь?! И так я много наделала глупостей. И родичи дома. И ещё… Ну, пойми, что я очень хотела бы лететь с тобой, но что поделаешь? Не судьба.
– Ну, привет тебе!
И Сергей бросил трубку на рычаг. Ему было обидно до слёз: что же за люди попадаются ему на пути? Смелые по пьяни, но робкие, жалкие по трезвухе. Какие-то приземлённые, растительной породы. Даже дарвинская обезьянка, и та с радостью поехала бы на халяву на юг, на историческую родину (тут он усмехнулся своим мыслям, успокаиваясь понемногу). Кто-то из классиков сказал: «жалкие, ничтожные люди!» Кляня Лю, себя и весь народ, Сергей домчался до аэропорта, забежал в буфет, со зла купил бутылку самого дорогого коньяка (если верить этикетке – французского разлива). Плеснул в рюмку. Огляделся: кого бы угостить? На него смотрела большеглазая девушка и улыбнулась.
– Вы знаете меня?
– Нет.
– Чему же вы улыбаетесь?
– Просто так. Вы интересный, взъерошенный…
– Вы летите?
– Нет, я провожала брата.
– Брата ли?
– Не всё ли равно?
– Выпьете со мной?
– Немножко можно…
И то, что она так легко, без жеманства подсела к нему и выпила, деловито взяла конфетку и не торопясь стала жевать её, показалось ему скучным. Ему расхотелось говорить с ней. Э, видать обычная шлюха.
– Ну вон и автобус мой, – сказала она и посмотрела долгим взглядом на Сергея, как бы спрашивая его совета – ехать или не ехать. Он криво усмехнулся, вынул билеты и отдал проходившей мимо стюардессе:
– Пристройте куда-нибудь…
– Вам надо в кассу…
– Мне некогда. Можете отдать в кассу, можете выбросить…
Девушка восхищённо смотрела на него. Он вышел из буфета, она семенила следом. Он прошёл автобус. Взял такси. И тут лишь увидел в шофёрском зеркальце свою знакомую. Она сидела сзади, держа ручки на коленях. А ведь он уже забыл о ней!
Ехали молча. Потом девушка робко тронула Сергея за плечо:
– Мне бы здесь сойти.
Таксист притормозил. Сергей заплатил и хлопнул дверцей. Такси уехало.
– У вас дома родители?
– Нет, я сейчас одна.
Сергей подумал: вот сейчас он пойдёт к ней и проведёт ночь, а среди ночи позвонит Лю и расскажет, где он и что делает. Девушка стояла и ждала. Чего ей ещё надо?
– У тебя есть телефон?
– Нет. А что?
– Это очень важно. Я должен позвонить. Ладно, иди…
Он повернулся и пошёл без цели по улице. Через несколько шагов он засмеялся вслух: даже имени не спросил! На него удивлённо посмотрели проходившие мимо девчата в спортивных костюмах. Он оглядел их презрительно: ни одной приличной фигуры…
Он позвонил ей на работу и успел застать её.
– Завтра беру билеты на это же время и лечу. Не хочу ничего говорить. Если любишь – приедешь в порт. Всё.
Он повесил трубку. Хватит унижаться. Решено: надо лететь – и всё. Посмотреть море. А что если взять и, как говорят, сочетаться браком с Лю? Ну, быстро это не сделать. Не надо спешить. Можно и на том юге встретить хорошую девушку. Что значит хорошую? Непорочную деву? Но тут ведь ищешь другое…
из письма Лю подруге
«Никому не верю. Даже ему. Надо умнеть. Надо рассчитывать только на себя. Я убедилась, что никто не делает ничего даром. Всё на выгоде основано. Иногда от всего этого мне делается страшно, и я вскрикиваю во сне. Как мы научились красиво болтать, как мы научились врать и как научились дрожать за свою мелкую собственность. Я понимаю капиталиста, борющегося за свои шахты, я преклоняюсь перед революционером, идущим на смерть ради идеи, но не могу понять, отчего у нас вокруг люди, пересчитывающие рубли, ворующие краску со стройки, ограждающие свои дачи высоким забором. Откуда эти чиновники, угождающие глупым начальникам? Откуда эти манекены, идущие мимо бандитов, избивающих женщину? Откуда эти апостолы справедливости, которые жрут икру и фрукты, которые ездят в уборную на служебной машине?
Говорят, есть хорошие люди. Увы, пока не встречала святых. Конечно, Сергей – добрый парень. Не жаден. Недурён собой. Не лишён таланта. Молод, силён. Наверное, я люблю его. Но разве он мне простит прошлое? Чистым нужны чистые. Это один Христос любил всех, даже прокажённых и блудниц…»
IX
Шёл мелкий дождь. Она опоздала. Добралась в аэропорт, когда самолёт улетел. Она стояла у взлётной полосы и плакала. Мимо спешили люди. Они о чём-то говорили, чему-то смеялись. И никому не было до неё дела. Она оставила в конторе заявление об уходе. И теперь жалела об этом…
X
Под крылом лайнера он увидел море и берег, усеянный людьми. Вдруг самолёт стал резко снижаться. Рванула косая и гладкая земля. Последнее, о чем он успел подумать, – это о портфеле с деньгами. И усмехнулся. Его удивило молчаливое спокойствие обречённых людей. Удар не позволил ему пожалеть ни их, ни себя…
Лев Александрович Бураков родился 8 ноября 1930 года в оренбургском Форштадте. Окончил школу № 30 и Оренбургский сельскохозяйственный институт – первый выпуск инженеров-механиков (1955 г.). Работал инженером в Соль-Илецкой машинно-тракторной станции, в областном управлении сельского хозяйства, в автоколоннах, преподавал. Затем стал журналистом, трудился на радио, на областной студии телевидения, в газетах «Под знаменем Ленина» (Бузулук), «Южный Урал», «Аргументы и факты», «Оренбуржье», «Оренбургский курьер». Один из основателей первой независимой газеты региона «Провинция» (1990 г.). В 1995 году организовал и возглавил Союз литераторов Оренбуржья, объединивший писателей различных взглядов и направлений. Окончил также Высшую школу по журналистике при ЦК КПСС и Высшую библейскую школу.
Опубликовал повести «Берегите весну» (1966), «Красный дождь в апреле» (1968), «Марафон» (1975), «Фантик от «Счастливого детства»» (1975), «Толкучка» (1992), «Чёрный ворон» (1993), «Лотерея» (1995), «Холомынка» (1996), «Форштадтское танго» (1998), «Дом братьев Люмьер» (1999). В 2000–2003 гг. вышел двухтомник его избранных повестей «Неоплаканная любовь». В 2006 году вышли повесть «Сиреневая цветь» и сборник литературных биографий «Оренбуржье нас породнило».