≡ ОЛЕГ МАСЛОВ ≡
«Сбивать углы в коробках – большое искусство. И к тому же тяжелейший труд», – рассуждал майданщик Сухарь, лежа на верхней полке. «Но с другой стороны… А что с другой стороны?»
Нет, он совсем не имел склонности к самоанализу, был легок как воздух, но в эту ночь сон почему-то не имел над ним власти, и Сухарю ничего не оставалось делать, как предаваться бесполезным размышлениям, словно какому-то фраеру. Кстати, о фраерах. Им-то хорошо, они-то сейчас сладко посапывают, их не волнует, что там за красоты скрывает ночь. А ты гляди в окно и выискивай в гущи ночи красоту.
Любуйся!
Ну вот небо. Небо черное. Звезды совсем низко, так и пощекотал бы их брюшко. Огни, далекие огни. Станции, крохотные деревеньки. Кто там живет? Что там за люди? Они тоже ездят в поездах? Куда?
Поезд въехал на мост. Заблестела река. И вдруг Сухарь заметил старика-охранника с мелкокалиберной винтовкой. Сухарь даже толком и не разглядел его, старик промелькнул и исчез.
Поезд тем временем давно пересек реку и вгрызался в косматые патлы земли. Справа лес, слева лес… и никакого намека на существование человека.
Сухарь вышел в тамбур покурить. Он все еще думал о старике. Вернее, мысль о старике теперь никак не покидала его. Старик с винтовкой и сейчас стоял у него перед глазами, но уже не на мосту, а прямо здесь, в тамбуре, улыбался и попыхивал сигареткой.
До самого утра Сухарь не мог отвязаться от старика и только к утру ему открылся смысл этого наваждения. Неожиданно для себя Сухарь понял, что старик не важен ему сам по себе – старик символизировал тягостное, бесконечно долгое одиночество. Сухарь удивился самому себе. «Но разве каждый из нас не может являться в чьих-то глазах неким символом? Кто знает, быть может, и я символизирую что-то?»
Хотя уже было утро, и лохи завтракали, разложив на газетке хлеб, сыр и колбасу, Сухарь не успокоился и как бы невзначай выведал у кондюка, когда будет следующий мост, и с какого бана туда проще всего добраться.
Колтубановка. Название этой станции ничего ему не говорило, но навеяло воспоминания. До чего же причудливы бывают названия станций! По названию железнодорожной станции можно догадаться или, хотя бы, предположить, откуда оно взято: от человека, реки, города, села, но часто смысл названия остается затемненным, потерявшись в беготне времени. Сколько же их осело у него в памяти! Пыталово, Пустошка, Удомля, Самодед, Приютово, Обшаровка, Кинель, Смышляевка, Безымянка, Ржакса, Валуйки… Вот она, поэма его жизни!
Через полчаса Сухарь слез с поезда, прихватив с собой чужую дорожную сумку. Но поскольку поезд навсегда унес хозяина, то сумка теперь была собственностью Сухаря, и он с хозяйским чувством распотрошил ее, спрятавшись за вокзальным туалетом. Сумка была набита одеждой – видно, хозяин ехал далеко и надолго, но одежда Сухаря не интересовала, он пробирался вглубь, искал деньги, которые обычно прячут на самом дне. Однако на дне денег как таковых не было, зато там был один из прославленных романов Бориса Акунина. Сухарь с победным выражением лица перелистал книгу, вынул несколько красных и зеленых бумажек, а книгу бросил в урну.
В сущности, Сухарю больше ничего не было нужно, достаточно и того, что еще несколько дней он будет чувствовать себя вполне обеспеченным человеком, но по каким-то не вполне понятным причинам он решил во что бы то ни стало добраться до моста и поговорить со стариком, а Сухарь не сомневался в том, что и этот мост, да и любой другой мост охраняет точно такой же старик с мелкокалиберной винтовкой.
«Непонятно, что может быть общего у меня, честного вора, с дедом, охраняющим мост?» И будучи не в силах ответить на свой вопрос, Сухарь внушил себе мысль о том, что ему просто-напросто интересно узнать о жизни этого неприметного человечка, чье видимое существование длится лишь секунды, чье лицо никогда не запоминается, чья жизнь сокрыта от посторонних глаз, но однажды он таинственным образом входит в твою жизнь – и с тех пор ты не можешь спать, не можешь есть, пока не проникнешь в тайну его жизни, пока не станешь частью этой тайны. И тогда, быть может, тебе откроется истинный смысл существования этого странного старика с мелкокалиберной винтовкой, сторожащего мост, чтобы тот не убежал.
– … Ну и вот, хожу я, значит, по этой самой дороге, к этому самому мосту вот уже тридцать лет. И знаешь, привык уже ко всему. Дом у меня свой, старуха, скотина, огород – все свое. Так я и живу себе спокойно-спокойно. Ничто не волнует сердца, а чтобы девка какая – ни-ни. А тут однажды, году в восьмидесятом, стою как обычно на посту, поезд идет, все как обычно и вдруг смотрю… боже ты мой… одна бабенка молодая свою грудь прямо в окно выставила. Ей-богу, не вру. То ли спьяну, то ли сдуру, то ли еще чего – это уж не мое дело. Но выставила, и попробуй не заметь. А день был ясный-ясный. И небо такое чистое-чистое, как будто тряпочкой кто вылизал. И вот представь себе: ни с того ни с сего женская грудь – большая, сочная, спелая, жаль только, что так быстро унеслась, а то так бы и схватился и не отпустил бы ни за что на свете. Молодой был…
Стояла ночь. В привокзальном буфете Сухарь щедро угощал старика-охранника, который утром чуть его не пристрелил, приняв за злоумышленника. Старик был на редкость разговорчивым, и Сухарь уже десять раз раскаялся в том, что увлекся этой глупой затеей. Но старик все рассказывал и рассказывал, желая посвятить Сухаря в самые сокровенные тайны своей жизни, как будто только и ждал, затерянный в пустыне ночи, что кто-нибудь найдет его и потребует отчета о прошлом. Так какой-нибудь древний город, покоящийся в глубинах земли, ждет не дождется, когда его обнаружат, изучат и сделают достоянием туристов.
– …А я тем временем решил: настала пора совершить что-то великое… серьезно говорю… как увидел эту грудь, то все… места себе не мог найти… жизнь так и перевернулась… и голос изнутри покоя не дает: сделай что-нибудь великое, сделай что-нибудь великое… а что я могу сделать?.. ну сам посуди… с моим-то образованием… с моим скудоумием… ну что я могу совершить великого? Да ничего… ничего… и снова я буду ходить к этому мосту, по той же дороге… и снова буду вглядываться вдаль… на что-то надеяться… но никогда, никогда я больше не увижу этой прекрасной груди… так и помру, значит, не совершив ничего великого… нет, была у меня одна мыслишка… поезд летающий построить… поезд летающий, а!.. это ж какая экономия в целом по стране… да и гарь вся будет на небо уходить, а не в землю… я все обдумал, все… и чертежи нарисовал, и железа со свалки натаскал… но тут началась перестройка… помнишь, да?..
И тут лицо старика, кажется, помимо его воли сделалось серьезным и он спросил Сухаря:
– Сынок, а ты чем занимаешься?
– Ворую, батя.
Старик понимающе кивнул, выпил полстакана без закуски и выдохнул:
– Все воруют. Время такое.
Сухарь оглянулся вокруг – контуры людей были смазаны, звуки потерялись, запах вокзального буфета стал душить его.
Сухарь встал из-за стола, пошатнулся и пошел к выходу. Старик уже спал. Его голова покоилась на столе среди остатков закуски и пустых бутылок из-под водки, вина, пива.
Сухарь обернулся. Лицо старика было спокойным, блаженным и почти просветленным. Сухарь представил, как еще много-много дней и ночей старик будет стоять на своем посту, будет ждать поезда, еще на что-то надеясь… А потом старик умрет, и никто никогда о нем не узнает…
Жизнь.
Объявили посадку на электричку.
«Еще успею», – подумал Сухарь и прибавил шагу.
2002 г.
Олег Александрович Маслов родился в 1976 году в городе Сафоново Смоленской области. В 1977 году семья переехала в Оренбург. В 1993 году окончил школу, а в 2002‑м – экономический факультет Оренбургского филиала Современного гуманитарного института. Сейчас работет в «Оренбургской газете». Его рассказы публиковались в газетах «Оренбургские губернские ведомости», «Оренбургский университет», альманахе «Башня» (2002), журнале «Врата Сибири». Участник Всероссийского совещания молодых писателей в Ишиме Тюменской области в мае 2003 года. В октябре 2003 года в серии «Автограф» вышла его первая книга «Придуманный мир».