≡ ВЯЧЕСЛАВ МОИСЕЕВ ≡
We live in hope of deliverance
From the darkness that surrounds us.
Paul McCartney1
СОЛНЦЕ сияло в полную силу, его почти не заслоняли легкие, полупрозрачные облака, больше похожие на тающую туманную пелену. Солнечный свет рассыпался по снегам, ослепительно-белым, с нежно-голубыми тенями снегам, вылизанным синим ветром, который беспрерывно дул уже три ночи и три дня, придавая сугробам невероятно обтекаемые, фантастически совершенные формы. Иногда казалось, что ветер лепит из снега модели сверхскоростных кораблей и самолетов, обдувая их в аэродинамической трубе, образованной многоэтажными домами.
Люди шли под моими окнами, клонясь навстречу воздушному току, ложась грудью на его упругие струи, сдвинув шапки на брови, пригнув головы, прихватив края воротника у горла. Они пересекали легкие, но вязкие, словно из мельчайшего песка, снеговые барьеры, выстроенные ветром поперек тротуаров и тропинок, а за спиной прохожих ветер тут же насыпал снежного песку в их следы, и вскоре на тропке возникала надпись на несуществующем языке, образованная из остатков снежного барьера и отпечатков подошв, украшенная вензелями ветра.
Из теплой комнаты моей квартиры я смотрел, как ветер треплет старую березу возле подъезда, расчесывая ее длинные редкие волосы. Старуха третий день скрипела, умоляя пожалеть и оставить ее, однако ветер лишь беззаботно посвистывал, пытаясь привлечь внимание полусонной полулуны, казавшейся плохим отражением солнца в мутной витрине небес. Но дневная луна дремала, не обращая взгляда на землю. Ей интересны только наши ночные дела.
Три ночи и три дня я не выходил из дому, когда все кругом встречали Новый год. Накануне праздника я неожиданно понял, что мне очень тяжело переносить наступившую зиму. Такого раньше не было никогда, мне нравилась зима, в ней чувствовался вызов, предложение помериться силами, и я всегда его принимал, мне нравились испытания морозом и бураном. А теперь затосковал еще в первых числах ноября, когда целые сутки шел снег и стало ясно, что лег он окончательно, что это стеганное тропинками белое одеяло с города не сдернуть до самого апреля, до бывшего коммунистического, а теперь общегородского субботника, который в наших краях знаменует приход весны. От этих мыслей мне очень захотелось тепла. Хоть какого-нибудь тепла. Но некому было дать его. Я огляделся и вдруг увидел, насколько теперь одинок.
После всего случившегося, после возвращения в родной Приуральск стало казаться, будто из моей жизни исчезло что-то важное, пожалуй даже самое главное, без чего долго не протянуть. Если не будет тепла. Я было хотел подкопить денег и съездить куда-нибудь в теплые края на недельку. В Эмираты, например. Из Приуральска туда два раза в месяц летает чартерный «Туполев» с туристами и «челноками». Теперь, когда мне все стало окончательно понятно, я удивляюсь собственной наивности. Что все заканчивается, следовало уяснить еще там, в Чечне. Когда именно все закончится, мне знать не дано, как и многое другое в моей жизни. А вот как она будет завершаться, моя первая жизнь, зависит, к счастью, только от меня. И я знаю, в какие эмираты надо ехать. Мне ли теперь бояться холодов! После того, как
люди и осы
запасались на зиму сладким. Люди на летних кухнях и верандах заполняли вареньем прозрачные, ошпаренные кипятком банки, а осы кружили над чашками с кофе. Только люди с верандами, банками и ягодами, собранными на шести дачных сотках и огородах, отсюда были далеко, в другом мире, например, в Приуральске, Красной Туре, может быть, даже в Долиновке. А осы пикировали на отбитые края сине-золотых чашек, словно штурмовики «Су-25», здесь, на Северном Кавказе, на зеленых еще берегах Терека.