≡ ИННА ИГНАТКОВА ≡
«Плачьте о детях своих…»
НАПИСАТЬ отзыв на книгу Инны Игнатковой «Что едят бесы» оказалось делом нелегким — произведение вызывает много сложных, смешанных чувств, требует вдумчивого прочтения и внимательного осмысления. Именно внимательного, осторожного размышления, поскольку фантазия автора продвигается в такие области познания, на которые, как правило, наложено табу, ибо знания, скрытые от нас за гранью материалистического мира, могут оказаться для человека, не имеющего духовного опыта, губительными.
А опасностей здесь — как в бушующем океане для неопытного пловца, волею судеб оказавшегося за бортом спасительного судна. И здесь очень важно, подвигая человека к размышлениям о его внутреннем состоянии, указать ему правильный путь к спасению. Через океан человеческих страстей к спасительному берегу Царства Божия, сохранив свою главную сущность — бессмертную душу, не захлебнуться в волнах, не быть обглоданным хищными рыбами, высушенным испепеляющим солнцем, просоленным морской водой… Поэтому важно иметь в жизни духовное руководство — Церковь Христову и главного кормчего — Господа Иисуса Христа.
Мир духовный, реально существующий рядом с нами, или, как часто говорят, мир параллельный, полон не только светлыми, добрыми духами — Ангелами Божиими, но, к сожалению, и темными бесовскими силами. И те, и другие оказывают на нас свое воздействие: Ангелы возводят к Небесам, а бесы всячески мешают им в этом, искушая нас страхами, страстями, помыслами. Только разница в том, что Господь ждет, когда человек сам обратится к Нему с покаянием и просьбой о помощи и вразумлении, а силы сатанинские врываются в человеческие души, как тати врываются в дома, грабя и убивая жителей. Поэтому надо держать дом души своей в крепком охранении Духа Святого, ибо только Он в силах сохранить нас от насилия дьявольского и защитить от всякого зла. Пока человек живет благочестиво, сохраняя заповеди Божии, он находится как бы в броне веры и никакое зло не приближается к нему. Каждый грех же, совершенный им, великий или малый, проедает эту броню как ржа, делая много дырочек, через которые входит дух нечистый, а если долго не лечить грех покаянием, броня превращается в тлен, а человек — во вместилище зла. Вот тогда горе, тогда скорбь и беда.
В таком скорбном состоянии находится и героиня романа. Обладая чуткой и нежной душой, она страдает от козней дьявольских с раннего детства. Жизнь с первых мгновений встречает ее неласково: умирает от тяжелых, затяжных родов мать, проклиная собственное дитя. Это, наверное, и определяет все будущее главной героини.
Самой сильной после молитвы церковной считается молитва матери, есть такая народная присказка: «Молитва матери со дна ада достает». Такой же силой обладает и материнское проклятие. Как важно следить за словами, вылетающими из наших уст, особенно родителям, бранящим своих детей, но не умеющим молиться за них. Матери! Молитесь, плачьте о детях своих, но не проклинайте их.
Не знавшая с детства настоящей любви и заботы, но зато много претерпевшая людской ненависти и зависти Даша пополняет душу детскими непрощенными обидами и ненавистью. Она ненавидит тот мир, в котором живет, и всеми силами пытается вырваться из него в другой, кажущийся полным счастья и радости. Но от себя же не убежишь, какое бы хорошее место ни найти, внутренние проблемы остаются с тобой.
Страдая от душевной боли, она обращается вроде бы в ту лечебницу, в которую должна была бы попасть, — в Церковь, к священнику, но получает обратный результат. Конечно, помочь в духовных проблемах способна только Благодать Духа Святого, которым совершаются Церковные Таинства. Никакой, даже самый мудрый, самый добрый человек не может самостоятельно противостоять духу тьмы, только Бог, возжигающий в наших сердцах истинный Свет. Благодать Божия, как включенная в темной комнате электрическая лампочка, вмиг рассеивает тьму.
Только важно знать, что не каждая церковь является носительницей Духа Святого. Сколько сектантских и новоявленных церквей пытаются сбить ласковыми славословиями людей с пути истинного! Даша по искушению бесовскому попадает именно в такую церковь, к священнику, явно находящемуся в состоянии «духовной прелести», когда человек принимает за истину не Божие Откровение, а собственное представление о нем.
Таким священником является Алексий. По сути своей он неофит — человек, совсем недавно пришедший к вере и еще не укрепившийся в ней как следует. Сам не прошедший настоящего искуса, он уже кидается в пучину человеческих грехов, пытаясь спасти падших, — и спасти не силой Божией через молитвенное обращение к Нему, а собственными усилиями. И ведь кажется, что получается, и многие спасаются его горячей проповедью и неустанными трудами. Только не замечает он, что спасает только бултыхающихся на поверхности, а тех, кто чуть поглубже, топит своими неумелыми, поспешными действиями. Конечно, священник помимо службы в храме должен заниматься миссионерской деятельностью, социальным служением, духовным образованием, строительством и так далее, но нельзя забывать, что все-таки главное — это молитва, а добрые дела являются только продолжением, следствием духовной жизни его самого, а когда одно начинает подменять другое — это катастрофа.
Герой этой книги — как раз такой человек, из чистых побуждений он занимается помощью пострадавшим, больным, немощным, и его добрые порывы находят отзывы в сердцах других людей, которые начинают посещать его храм, соучаствовать в его добрых делах. Занятый доброделанием Алексий не заботится как следует о собственном внутреннем здоровье и, когда приходит искушение, не находит в себе сил бороться с ним, а наоборот, принимает греховный помысел, оправдывает его и падает в бездну греха, увлекая за собой и Дашу.
Он принимает ее в свой дом, оправдываясь любовью Христовой, но в сердце его другая любовь — страсть. Любовь Христова — любовь жертвенная, созидающая, а страсть по большому счету любовью вовсе не является, ибо испепеляет душу гордым желанием обладать и в конечном счете разрушает душу. Недаром страстную любовь часто сравнивают с пожаром в груди, жарко обжигающим, но ничего после себя, кроме боли и пепла, не оставляющим. Страсть, грех блуда тянут за собой другие грехи: ложь, которой все покрывается, ревность, уравнивающую любовь с ненавистью, и так далее. Все заканчивается трагично, псевдосемья рушится, как рушится все, основанное на лжи, на грехе.
Такой же страстной любовью пылают к Даше все ее мужчины, и она, вроде бы не по своей воле, увлекает их, как Маргарита Фауста, соучаствуя в их духовных падениях. Недаром автор несколько раз отмечает, что она, несмотря на возраст, четверых детей, сильные страдания, сохраняет юношескую красоту, подобно Дориану Грею. Героиня чувствует, что все больше становится орудием дьявола, и уже зримо ощущает бесовское присутствие в своей жизни. Пытается бороться с этим. Были попытки аскетических подвигов, молитвы, но все кажется напрасным, обращение к заговорам приводит к еще более плачевным результатам. Мы видим, как множество людей, когда пошатнется их духовное здравие, ищут исцеления у разного рода экстрасенсов, целителей, магов, большинство из которых суть служители дьявола, даже если это просто шарлатаны, обманывающие доверчивых граждан. Есть много тех, кто обращаются вроде бы к Церкви, но ищут не исцеления от грехов через покаяние, а каких-то старцев, ездят по святым источникам…
Даша пытается осмыслить свою духовную сущность и приходит к выводу, к которому приходят многие люди: она имеет особую силу, и если пожелает кому-то злое, то с ним произойдет что-то страшное. Нельзя забывать, что Творцом человеческих судеб является только один Господь, и ощущение того, что мы будто бы определяем участь каких-то людей, само по себе тоже большое искушение. Даша начинает бояться этого, а когда человек боится, то это происходит с ним еще чаще и в большей степени, потому что любая боязнь дает возможность осуществлять с нами дьявольское злодейство, и человек постепенно становится игрушкой в его руках, «чертовой куклой». Только один раз Даша по-настоящему чувствует облегчение — в монастыре после отчитки, но не сохраняет совета старца не бояться действия духов зла. И опять через страх за судьбы детей в нее входит нечисть, а как известно, вместо одного беса их возвращается семеро.
Неужели невозможно исцелиться от дьявольского насилия? Конечно можно и нужно! Нужно прежде всего ответить на вопрос, вынесенный в заглавие этой книги: «Что едят бесы?» Бесы питаются нашими грехами, злобой, ненавистью, страстями, пороками, страхами, высокоумием, гордыней. Терпеть не могут любви, милосердия, жертвенности, добрых дел, поста, молитвы и других добродетелей. Не кормите бесов их любимыми лакомствами, а давайте чаще не съедобной для них пищи.
И самое главное: пусть в душах ваших всегда живет и царствует Бог.
Георгий Горлов,
председатель отдела культуры Оренбургской епархии, ректор Оренбургской православной гимназии имени святого праведного Иоанна Кронштадтского, член Союза писателей России
Роман Инны ИГНАТКОВОЙ «Что едят бесы?» вы можете прочитать, скачав PDF-файл в разделе «Наши книги». Ниже приведен ознакомительный отрывок.
Часть первая
Все заборы одинаковы
1
ЕГО МАТЬ сделала девятнадцать абортов за свою жизнь. Последний отнял ее собственную. В результате у Алексия была только одна старшая сестра — худосочная стосемидесятидвухсантиметровая Катерина. Она стала учительницей русского языка и литературы, преподавала в гимназии, поздно вышла замуж, и у нее родились двое детей — мальчик и девочка. С сестрой Алексий ладил плохо. Но к абортам, тем не менее, имел особенную неприязнь, считая себя из-за этого чрезмерно одиноким. Он называл это детоубийством и проклинал за своих неродившихся братьев и сестер всех женщин, уверенный в том, что каждая хоть один раз в жизни делала это.
— Господь дал вам право дарить жизнь! — проповедовал он в маленьком приходе при городской больнице одиноким беременным женщинам, для которых добился открытия благотворительного приюта. — Если бы у меня был такой дар, я был бы самым счастливым человеком на свете! Я посвятил бы всего себя без остатка этому богоугодному делу — воспитанию детей. Если вы убьете этот дар в себе, вы убьете свою душу. И гореть вам вечно в аду…
Похоже, его слова имели немалую действенную силу — приходящие в его церковь «попавшие в сложную жизненную ситуацию» беременные побаивались геенны огненной, и впоследствии рожали почти все.
Городская администрация поддержала энтузиазм молодого священника, подсобила ему с привлечением спонсоров и благотворителей: решившимся на роды предоставляли бесплатно коляски и кроватки, а также подгузники, детское питание и прочее необходимое для новорожденных. Кроме того, роженицы могли поесть в приюте больничной еды и переночевать в отведенной под приют пристройке, где до реконструкции находилось кардиологическое отделение.
Алексий в свои тридцать два чувствовал себя великим благодетелем. Он был уверен, что исполняет волю Божью. Поначалу власти с недоверием отнеслись к его инициативе открыть в городе церковь для нововеров, головной офис которых находился где-то в Сибири. В новой трактовке православия было много нестандартных деталей: некоторые каноны нововеры откровенно игнорировали, соблюдение других, напротив, ужесточали. Но, увидев, что в целом ничего плохого от такой благотворительной деятельности не будет, Алексию разрешили попробовать. И дела его, обладающего ораторским даром, неожиданно пошли в гору. Наделенный коммерческой жилкой, новоявленный батюшка довольно быстро обрел спонсоров и неравнодушных, а то и вовсе одержимых, готовых на все, чтобы помочь приходу. Людям нравились проповеди Алексия, которые он мог произносить часами.
«Филиалы» так называемой Новой православной церкви открывались по всей стране, невзирая на отчаянное сопротивление и даже осуждение церкви традиционной. «Штаб» нововеров в Сибири имел громкое название — Центральная епархия Новой православной церкви. Сокращенно — НПЦ, в противовес РПЦ. Алексий даже заочно вошел в члены правления — правда, лишь формально и дистанционно, как один из отцов-основателей: получал свою зарплату из средств фонда и давал советы, в каком направлении развиваться дальше. Его не раз приглашали на духовные семинары. Но, честно говоря, ехать в Сибирь Алексию совсем не хотелось. К тому же тамошние его коллеги совсем уж перегибали палку с жертвенностью и все свободное время уделяли работе, будучи новою верой совершенно одержимы. У Алексия же был свой взгляд на вещи. Он отвлекаться на мелочи и абстракции не желал — оставался при своем приходе и занимался делом. И уже через полгода вместо выделенной ему молельной комнатки началось на территории больницы строительство часовни. Тогда Алексий решил, что пора бы подумать о пиаре. И обратился в газету.
В обеденный перерыв Даша сидела за компьютером — только в это время можно было отдохнуть от гомона сотрудниц и спокойно подумать в тишине. Она и не заметила, как вошел человек крепкого телосложения с рыжеватой бородкой. Шапку он по своему обыкновению снял перед входом в помещение и держал в руках. Пауза затягивалась. В редакции, кроме них двоих, никого не было. Алексий внимательно смотрел на сосредоточенное лицо девушки. Наверняка она тоже делала это. Наконец она заметила его.
— Почему вы выбрали именно это направление в своей работе? — спросила Даша, выслушав молодого человека с необычным именем Алексий. Оказалось, это было не только имя, данное при получении духовного сана, так его действительно при рождении назвала мама. Даша не питала особой любви к новым направлениям в религии. Она считала все подобные секты откровенным «разводом», но программа Алексия выглядела хоть и еретической, но вполне безобидной и даже полезной, а концепция — очень рациональной. В конце концов, кому станет хуже от того, что улучшится демографическая ситуация? К тому же Алексий обещал за материал заплатить — а коммерческим заметкам в издании, где работала Даша, отдавалось предпочтение.
— Потому что Бог дает вам, женщинам, великий дар — дарить жизнь, — завел Алексий свою шарманку, все так же пристально глядя на Дашу. Он не смог бы объяснить себе, что удерживает его взгляд на этом лице. То была, верно, нечеловеческая сила. Даша казалась ему исчадием ада. И почему только в редакции не оказалось других журналистов? Она к тому же еще журналистка! Наверняка продажная. Женщины все продажны. — А вы его… Вы к нему так… относитесь. Вы посылаете Бога к черту!
— Позвольте! — Даша приподняла левую бровь. — Вы обращаетесь ко мне? Или… в целом?
— Ответьте и вы мне на один вопрос, — перебил Алексий, распаляясь.
— Какой?
— Вы когда-нибудь делали аборт?
Даша подняла левую бровь еще выше.
— Нет, — ответила она, глядя ему в глаза.
«Врет», — подумал он.
— А видели, как это делается?
— Не видела. И, кстати, у меня есть ребенок, — сказала она как отрезала.
Алексий был обескуражен — ведь она выглядела такой юной. Но проповеди своей не прекратил.
— Вам нужно посмотреть видео. Тогда вы поймете, что это отвратительно. Со всех точек зрения.
— Представляю себе… Так все же, как обозначить в заметке цель вашей деятельности? — попыталась она перевести разговор в другое русло.
«Представляет себе! — с презрением подумал Алексий. — Значит, тоже… дрянь!»
— Как вам угодно, — спохватился он, почувствовав, что она вот-вот и его пошлет к черту. — Главное, чтобы люди узнали: есть такой приют. И нам нужны пожертвования.
Но Даша не стала прогонять его — он ее заинтересовал. Этот парень был каким-то странным. «Странным» — это даже слабо сказано! В нем что-то было… Что-то, вырывающееся из рамок обыденного. Нечто такое, чему противилось все ее сознание, но, тем не менее, привлекательное, загадочное. И Даша решила бы, что он псих, не окажись он священнослужителем. Хотя и для священника такое поведение было, мягко говоря, нестандартным. Но ведь он же нововер — может быть, у них так положено? Старообрядцы вон так вообще за веру добровольно устраивали массовые самосожжения.
Алексий тоже заинтересовался Дашей, но по-своему. И он снова начал этот разговор, когда они встретились еще раз для согласования материала. Хотя согласовать текст можно было и по электронной почте, Алексий предпочел прийти. Он вообще не слишком приветствовал Интернет, предпочитая живое общение. Так он объяснил Даше. На самом деле причина была в другом: его не оставляла навязчивая мысль, что в этой девушке сидит нечто темное, несмотря на ее почти ангельскую внешность.
— Сколько лет вашему малышу? — поинтересовался он. Потому что она совсем не казалась ему похожей на молодую маму, располневшую после родов и измученную бессонными ночами. У Даши четко прослеживалась линия талии, даже взгляд не был усталым.
— Пять месяцев.
— И вы работаете?! — удивился Алексий. — С кем же вы оставляете его?
Они прогуливались по зимнему парку. Погода была отличная: морозец спал, набежали тучки, сыпал красивый снежок. Рабочий день подходил к концу, и Алексий в знак благодарности за хорошую заметку предложил собирающейся домой Даше проводить ее до автобусной остановки. Заодно надеялся исповедовать. Для солидности сегодня он облачился в рясу, поверх которой, впрочем, была надета вполне светская мужская дубленка.
— Супруг нанял ему няню, как только у меня пропало молоко, — отвечала молодая женщина — нежное создание, идущее рядом с ним в белом пуховичке по последней моде, трогательно прячущее руки без рукавиц в рукава с опушкой, сомкнутые наподобие муфты. Даша не любила рукавицы. Он заметил: три пальца на ее левой руке и три пальца на правой были окольцованы.
— Это неправильно… Мать и дитя должны находиться рядом. По крайней мере, пока ребенок пребывает в младенческом возрасте. Ваш супруг не должен был допускать такого.
— Позвольте, а у вас дети есть? — парировала Даша.
— Н‑нет. Я не нашел свою половину до принятия сана, — Алексий почувствовал, что покраснел. И еще больше возненавидел это греховное создание.
2
ЕГО МАШИНА стояла в «кармашке» напротив здания прокуратуры. Когда он ехал сюда, не смог найти более подходящего места для парковки, все близлежащие стоянки были забиты. Узнав, что Даша живет в том же районе города, что и он, Алексий предложил подвезти ее — он мог бы высадить ее по пути, практически не затратив своего драгоценного времени. Она согласилась, и они свернули к прокуратуре, не дойдя до автобусной остановки.
Забравшись на переднее сиденье внедорожника, Даша весело заулыбалась. И это не укрылось от брошенного вскользь взгляда священнослужителя. Но ее улыбка была такой наивной, что на этот раз он не разозлился.
— Вы находите здесь что-то забавное? — беззлобно спросил Алексий.
— Нет, просто я никогда не думала о том, как священники ездят за рулем, да еще на джипах.
— Как все люди, — ответил он, включая зажигание и выставляя вперед из-под рясы обе ноги, обутые в кроссовки на меху. — Мы все делаем, как обыкновенные люди, — добавил он и, сняв шапку, бросил ее на заднее сиденье.
Там еще лежало потрепанное Евангелие, несколько запечатанных конвертов, глянцевый ежемесячный епархиальный журнал и кожаный портфель. Даша обратила внимание на подушечку грязно-бежевого цвета с вышитым крестиком рисунком на библейскую тему. Было похоже, что вышивка не новая и что холщовая наволочка, на которую был нанесен рукотворный узор, вовсе не первой свежести. «Должно быть, семейная реликвия», — подумала Даша, но не стала спрашивать об этом.
Потом вниманием Даши завладела женщина, спускающаяся с крыльца прокуратуры с кипой бумаг. Внезапный порыв ветра выхватил у нее из рук несколько листочков и вместе с клочьями снега понес в сторону. Почему-то схватившись за голову, женщина побежала за улетевшими документами. Спускавшийся следом мужчина с порт-фелем, по всей видимости, прокурор, спокойным уверенным шагом направлялся к своему «мицубиси», рядом с которым припарковался священник. Достав ключи из кармана, он в некоторой нерешительности наклонился к окошку «лексуса» и постучал костяшкой указательного пальца по стеклу. В ответ на улыбку прокурора Алексий поспешил выйти из машины.
— Игорь! — искренне обрадовался он. — Вот так встреча!
— Да ты, я вижу, священнослужителем заделался, Леха! — отметил прокурор, крепко пожимая руку бывшего одноклассника. Краем глаза он ревниво оценил его машину.
Алексий на миг смутился. Потом нашел подходящие слова для поддержания разговора. В двух словах рассказал, чем занимается.
Даша наблюдала за мужчинами изнутри, она не слышала, о чем они говорят. За стеклами неумолимо темнело.
Случайная встреча одноклассников была недолгой. Игорь еще раз коротко заглянул в салон, где с любопытствующим видом сидела Даша, и, похоже, непристойно пошутил. После чего Алексий смутился еще раз и поспешил объяснить ситуацию: нет, увы, не попадья… А всего-навсего журналистка.
Потом они стали прощаться.
— Благословите, батюшка, — круглолицый прокурор протянул обращенные кверху ладони Алексию. Потом принял легшую сверху руку священника и приложился губами к тыльной стороне его кисти. Тем самым совершенно смутил Алексия. Даше показалось, что во время этого действа на губах прокурора играла легкая усмешка. С нею же он и нырнул в свою машину, пошутив насчет того, что обычно не целует руки мужчинам, но это — в порядке исключения.
Поехали. За окнами было уже совсем темно. Дворники смахивали посыпавший крупными хлопьями снег. В замкнутом теплом пространстве автомобиля было очень уютно. Даша пригрелась, обняв свою сумочку. В машине пахло ее духами. Ей показалось, что Алексий улыбается. Она посмотрела на него и отметила очень довольное выражение его лица. Должно быть, священники всегда стараются находиться в добром расположении духа, радоваться каждому мгновению, дарованному небом. Уныние — грех.
— А вы много молитесь, святой отец? — лукаво спросила она. И тут же устыдилась своего кокетливого тона.
Алексий опомнился. Он разозлился на себя — за то, что не смог сразу вырваться из ее плена. Ему было чисто по-человечески хорошо. Он уподобился мирянину! А она, похоже, вздумала шутить по поводу его учения: мол, оно ненастоящее — и называть его можно не батюшкой, а вот так вот, шутя! Алексий стиснул зубы, чтобы не вспылить.
— В Новой православной церкви нет такого сана — «святой отец», — ответил он, еле сдерживаясь. — Это у католиков принято так обращаться к своим…
— Ой, падре, вы проехали! — перебила его Даша, заметив, что он пролетел на скорости знакомый поворот.
«Дьявол!» — выругался про себя Алексий. Он чуть было не сказал это вслух, но вовремя остановился, удержав скверное слово, уже готовое слететь с языка.
— Проворонил в темноте, — улыбнулся он, взяв себя в руки и кратко взглянув на Дашу. Но на ее озабоченное лицо невозможно было смотреть без улыбки. — На следующем перекрестке развернемся.
— Я могу выйти здесь.
— Куда же вы пойдете по темноте? Это моя вина — увез дальше, чем вы бы шли от остановки…
— Да нет, правда. Я выйду здесь. Пожалуйста… Я не хочу отнимать вашего времени. Я люблю ходить пешком!
— Пустяки! Я ведь делаю богоугодное дело, — еще раз улыбнулся он ей.
Теперь уже Даше казалось, что он кокетничает. Но ей нравился этот сдержанно-шутливый тон. Должно быть, священники шутят именно так.
Он подвез ее к самому подъезду. Дарья поблагодарила его и обещала как-нибудь прийти на службу в его часовню. Когда хлопнула дверью, утонула глубже, чем по щиколотку, в нападавшем за день снегу и оглянулась на лобовое стекло черного джипа Алексия. Помахала рукой, вдохнув приятного свежего зимнего воздуха, и скрылась в подъезде.
Алексий задумался, глядя ей вслед. А когда черная железная дверь закрылась за ее спиной, ему стало грустно. «В конце концов, — думал он, — что плохого было бы, если бы я поддался влечению к женщине? Принял бы сегодняшний вечер как снизошедшую на меня благодать?»
Но когда вновь осознал, что его душа воспаряет от необъяснимого счастья высоко-высоко, будто на крыльях, и это отнюдь не любовь к Богу, Алексий обуздал себя. Нельзя поддаваться обманчивым чувствам легкости, которые нарочно насылает дьявол в сердца людей, чтобы сбить их с пути истинного! К тому же, когда принимал сан в глухой сибирской церквушке, он раз и навсегда определился с семейным положением — теперь жениться ему уже нельзя. А грех прелюбодеяния он совершать не намерен!
Но желание мирского счастья сводило его с ума воспоминаниями о Даше еще не раз весь этот вечер и на следующее утро. Он снова и снова вспоминал ее глаза, ее походку и манеру говорить: она наслаждалась жизнью, в то время как должна была заниматься только своим чадом, сваливала хлопоты о ребенке на других, думала совсем об иных вещах! И судя по всему, совесть не укоряла ее за это.
«Да она просто исчадие ада!» — стонал он, не в силах совладать с собой.
3
ПРОШЛО три месяца. Алексий продолжал свою каждодневную работу, пытаясь уничтожить в себе червя-воспоминание, который время от времени грыз его мозг. Он денно и нощно взывал ко всем святым, чтобы уберегли его от греховных мыслей. Но дневные раздумья, сменяющиеся ночными кошмарами, не давали покоя. Ему навязчиво думалось, что Даша находится в опасности. При этом он отдавал себе отчет, что просто хочет еще раз встретиться с ней. Но понимал, что ему не нужно этого делать, ибо его и без того обуревали греховные страсти. Не помогали молитвы, пост и епитимьи, которые он налагал сам на себя.
На улице, на беду, расцветала весна: снег растаял в три дня, обнажив черную сырую землю, изнывающую от жажды небесного света и солнечного огня. А на день четвертый из нее на поверхность начала пробиваться первая травка. К Пасхе, которая в этом году была ранней, уже вздулись почки на деревьях. Сурово и словно нарочито отстраненно стояли лишь карагачи — они просыпались позже всех.
Алексий разговлялся у сестры. Ее дети носились вокруг, обостряя атмосферу праздника. У Алексия теплело на сердце, когда он смотрел на них. А у их матери, напротив, настроение было не очень — и без того хлопот невпроворот, а тут еще сорванцы расшумелись. Наконец она накричала на детей и велела им идти в свою комнату.
— Катерина, ты слишком строга с ними. Это же дети! — упрекнул он сестру. — А сегодня праздник…
— А ты вот посиди с ними с утра до утра, я посмотрю, как ты запоешь! Будут у тебя дети — тогда узнаешь, какое с ними нужно иметь терпение.
Алексий вздрогнул и уставился на снующую туда-сюда Катерину с еле сдерживаемым раздражением. Она всегда воспринимала его как младшего брата. Сколько он помнил, никогда не относилась серьезно ни к одному из его начинаний. Она совсем его не понимала! И сейчас, он это чувствовал, даже сейчас она считала, что его призвание, то, чем он занимается, — просто глупость какая-то, очередное увлечение.
«Бестия проклятая! — разозлился он на сестру. — Такая же глупая, как все бабы».
Вечером Алексию стало совсем невмоготу. Домой идти не хотелось, и он отправился в свою часовню.
Вечерело. Солнце садилось, отбрасывая красные лучи на кирпичные стены храма и унылые серые корпуса больницы. От лежащих там, внутри, женщин и мужчин уходили последние посетители с сосредоточенно-грустными лицами. Земля почти просохла, но еще выглядела влажной и теплой, как только что вынутый из духовки пирог.
Алексий поднялся по ступенькам, воткнул большой ключ в замочную скважину. В часовне никого не было, только иконы и цветы. Он не стал включать свет, не стал жечь свечей. Просто встал на колени перед иконой Божьей Матери и надолго замолчал. Сначала он молился, потом забылся и не думал ни о чем. Пока не услышал шаги. Это были очень легкие, но звонкие шаги. Кто-то вошел в его храм на шпильках, уверенно впорхнул, почти не касаясь пола. Женщина в сиреневом платке не просто опустилась, а рухнула на колени перед ближайшим к двери образом и спустя несколько секунд душераздирающе сдержанно зарыдала. Сначала Алексию показалось, что ее сейчас вырвет, до того тяжело выходил из нее каждый всхлип, похожий на спазм. Но потом он понял, что она просто плачет. И сила ее плача постепенно нарастала. Она не замечала Алексия, предаваясь своему безысходному горю.
— Помоги же мне, помоги… — безутешно молила она навзрыд. — Не могу больше, не могу!
Потом умолкла, продолжая всхлипывать.
В узкой полосе света, падающего из приоткрытой двери, Алексий увидел ее колени и икры — на ней были тонкие прозрачные чулки. Он подумал, что она простудится, если будет продолжать сидеть на холодном полу. Тем более ей это вредно, если она беременна, а кто, кроме обманутой и опозоренной девушки, способен на такую печаль? Да и кто еще пришел бы сюда в такой час? Он решил вмешаться.
Алексий встал и подошел вплотную к грешнице. Она продолжала сидеть в той же позе, глядя перед собой, в то место под образом Спасителя, где была изображена черная, будто бы надгробная плита с изображением черепа Адамова. Она смотрела туда, как смотрела бы в пропасть.
— Что у тебя случилось, дитя мое? — обратился он к ней. — Нет ничего прекраснее, чем чудо жизни, дарованное нам Господом.
Женщина не испугалась, словно ожидала встретить его здесь. Она медленно обратила к нему свое заплаканное лицо. И, невзирая на полумрак, он узнал Дашу! С запекшейся кровью на разбитых губах.
— Я не беременна, святой отец, — с горечью усмехнулась она, понимая, к чему он клонит. — Но если вы не поможете, они сожрут меня.
С этими словами она резко поднялась на ноги и внезапно схватила его за руки:
— Прошу вас, помогите мне!
Алексий повернул ключ с внутренней стороны двери и зажег несколько свечей. Стало почти светло. Он выдвинул на середину помещения обитую искусственной кожей скамейку, стоящую у стены, явно заимствованную из больничной мебели. И они присели рядом.
— Вот, — сказал он наконец. — Мы можем просидеть здесь хоть всю ночь, и никто нас не потревожит. А теперь расскажи мне все как есть.
4
ОНА РОДИЛАСЬ в августе, перед оранжевым рассветом. Летняя ночь была душной, и ее мать, ненавидя всей душой это причиняющее столько мук создание, думала, что отдаст Богу душу, так и не увидев солнца. Но солнце взошло, невзирая на громкие проклятья, которыми роженица осыпала собственного ребенка. Оно взошло за окнами четвертого родильного зала городского роддома и озарило белую комнату, каждая частица которой была напряжена и стонала от боли. Ржавый луч упал на крохотное красное личико новорожденной. Безымянную положили на грудь измученной двадцатичасовыми родами женщины. Девочка пыталась ползти вперед, издавая вместо плача слабое урчание. Но мама не реагировала — ее трясло в послеродовой горячке…
С тех пор Даша умирала несколько раз. Впервые это случилось, когда ей не было и трех лет. Она играла на полу со своими игрушками, как вдруг заметила, что в комнате никого нет. Голоса взрослых доносились со стороны кухни — бабушка и тетка были слишком заняты, чтобы обращать внимание на ребенка. В тот момент в ее маленькой детской головке и созрела безумная мысль: незаметно выйти из дома и добежать до остановки в конце переулка, чтобы посмотреть на автобусы.
На прошлой неделе дед, еще не вышедший тогда на пенсию, брал ее с собой на завод. Они вместе сели в огромный красно-белый «ЛиАЗ» и ехали целых несколько остановок! А потом на таком же автобусе возвращались назад. Но у Даши и мысли не возникло совершать это путешествие без взрослых. Она хотела только посмотреть…
«Я только туда и обратно, — решила Даша. — Они и не заметят, что меня нет».
Ее маленькое детское сердечко замирало от восторга в предвкушении этого первого приключения ее сознательной жизни. Осторожно пробравшись к двери, Даша встала на цыпочки, приподняла огромный чугунный крюк и оказалась снаружи в своем сером шерстяном платьице.
Стоял теплый конец апреля, а быть может, начало мая. Улица, залитая послеобеденным солнцем, была пустынна. Никто не обратил внимания на одиноко бегущего вприпрыжку ребенка. Выскакивать на проезжую часть у Даши не было никакого желания: взрослые объяснили ей, почему этого делать нельзя, как и то, почему нельзя брать у чужих дяденек конфетку. Но с каждым шагом, отдалявшим ее от дома, что-то в груди тревожно и трепетно сжималось: «Еще чуть-чуть, один, два, три… Вернуться я в любой момент успею», — думала Даша.
На остановке никого не было. Добежав до места, девочка стала ждать. Очень скоро подъехал большой автобус, остановился и распахнул прямо перед Дашей свои двери-гармошки. Дребезжание мотора напоминало звон пустых бутылок из-под молока, которые несут сдавать в сетке. Соблазн был велик. Даше так хотелось еще раз очутиться внутри и потрогать руками коричневое кожаное сиденье!
«Я только потрогаю — и сразу же выбегу», — разрешила себе Даша.
Она хорошо помнила тот момент, когда перед тем, как захлопнуть двери и тронуться, автобус слегка дергается. Такое происходило, когда водитель включал первую передачу прежде чем двинуться с места. За это время, пожалуй, можно успеть выскочить наружу…
Даша мигом взлетела по ступенькам, подошла к боковому сиденью, стоявшему спинкой к окну, и положила руки на его грубую шершавую поверхность. Но вдруг услышала за спиной голос:
— Ты чьих будешь? С нами поедешь?
Даша обернулась и увидела на соседнем сиденье мужчину средних лет с бадиком: он сидел, широко расставив ноги, и двумя руками опирался на незамысловато изогнутый набалдашник.
В этот момент Даша почувствовала знакомый толчок — автобус сейчас поедет! — и кинулась к двери. Услышав за спиной крик: «Куда ж ты?.. Водитель, стой!», — выскочила из автобуса, побежала со всех ног и оказалась дома.
Даша решила держать случившееся в секрете. Но через несколько дней, когда бабушка повезла ее на троллейбусе в поликлинику, не выдержала и похвасталась. Внимательно выслушав внучку, пожилая женщина не поверила:
— Не выдумывай! Мы бы заметили, если бы ты убежала. Может быть, тебе приснилось?
И даже поругала за такие опасные фантазии — не дай бог, на самом деле вздумает вот так убежать…
Даша немного поспорила, но серьезно задумалась: быть может, ей и правда все приснилось? Но тогда откуда столь реальные ощущения: шершавость кожзама, звук мотора, запах бензина?.. И при воспоминании об этом ее вывернуло на сидевшую рядом женщину.
Прошло много лет, и Даша почти забыла об этом случае. Но с тех пор всю жизнь ее тошнило в автобусах, и она предпочитала им любой другой вид транспорта.
Второй раз это случилось накануне поступления Даши в первый класс. По случаю ее дня рождения накрыли во дворе, прямо под открытым небом, большой круглый стол и пригласили гостей. Наевшись до отвала бабушкиного бешбармака, дети побежали играть в саду, оставив взрослых за выпивкой и душевными разговорами.
Даша не помнила, чья это была идея — братьев или соседского мальчишки. Но она с радостью поддержала предложение посоревноваться в том, кто выше взберется на яблоню. В дальнем конце сада росли две старые яблони, нижние ветви которых были совсем низко — до них можно было дотянуться рукой и, подтянувшись, взобраться на дерево. Под ними в беспорядке росла перепутанная фасоль.
— Я могу залезть во-он на ту ветку! — сказал Вовка.
— А я заберусь на самую макушку! — заявила Даша, хорохорясь перед мальчиками. Она была чуть старше и никогда им ни в чем не уступала.
— На макушку ты не залезешь, — усомнился Женька.
— Спорим?
— Давай! Кто выше!
Дети полезли на яблони. Даша действительно взобралась выше всех. Несмотря на свой рост, она была легче мальчиков, и ее без труда выдерживали даже более или менее тонкие ветки последней серьезной развилки на стволе. Но когда она попыталась подняться еще выше, они хрустнули.
Все, что помнила Даша, — это треск веток, показавшийся длиною в вечность, а потом глухой и тупой хлопок. Как будто на землю швырнули мешок с картошкой. Вокруг сыпались с дерева спелые яблоки. Осторожно открыв глаза, она увидела голубое небо в просветах листвы. И перепуганные лица детей над собой. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни языком.
«Наверное, я сломала позвоночник и теперь не смогу ходить», — было первой мыслью Даши. Но она ошиблась. Способность двигаться, как и способность говорить, постепенно возвращалась.
— По-зо-ви-те ко-го-ни-будь из взрос-лых… — очень медленно, по слогам выговорила девочка. И пока мальчики звали на помощь, с трудом поднялась и села посреди зарослей фасоли.
Дашу повезли в больницу — проверить, не повредила ли она себе чего. Но все чудесным образом обошлось, у нее не было даже сотрясения. Только с тех пор она стала бояться смотреть вверх, находясь даже на небольшой высоте. И перестала любить яблоки — ее от них всю жизнь воротило.
Даша вышла замуж в восемнадцать лет. Это был, как ей казалось, единственный на тот момент выход. После смерти бабки дядька беспробудно пил, один из братьев подсел на наркотики, второй погиб во время армейской службы в «горячей точке». Тетка водила в дом мужиков, а они приставали к Даше. Дом ветшал. Воду по старинке набирали из колонки за воротами. Уборная находилась во дворе. Каких-то пять лет назад все так жили, но с некоторых пор это стало считаться «неблагополучными жилищными условиями». Даше стыдно было приводить сюда друзей. И друзей у нее не было.
Сначала она жила в общежитии при училище — ей так было спокойней. Она и в «коблуху» пошла после девятого класса лишь затем, чтобы поскорее уйти из дома. Через три года, не имея денег, полагаясь лишь на свои силы, поступила в университет. Всеми силами души и тела она стремилась вырваться из порочного круга. Переехать из неблагополучного района, уйти из своей семьи, добиться независимости, нормальной жизни. Но она была слишком слаба, чтобы в одиночку противостоять тяготам жестокого мира.
Этот круг, как черная дыра, засосал всех ее родных и тех, с кем она росла на улице своего детства. Быть может, она раньше, в детстве, просто не замечала его… Но, взрослея, Даша начала понимать: как только она соберется совершить хороший, чистый поступок, так сразу же на нее обрушивается беда, которую можно было бы назвать карой небесной, если б только ей предшествовал грех, а не наоборот. Ведь как-то однажды Даша приняла решение смиренно принимать тяготы судьбы. И именно тогда умерла в третий раз.
ИГНАТКОВА Инна Константиновна родилась 28 сентября 1985 года во Владивостоке в семье офицера. Выросла и окончила школу в Оренбурге. В 2010 году с отличием завершила обучение на факультете журналистики Оренбургского государственного университета. Работала корреспондентом в газетах «Аргументы недели» и «Оренбургская газета», старшим корреспондентом в газете «Братство». С сентября 2009 года – корреспондентом, а затем редактором отдела информации газеты «Оренбургская неделя».
Печаталась в журнале «Москва», альманахах «Гостиный двор» (Оренбург), «Башня» (Оренбург), «Под часами» (Смоленск), «Чаша круговая» (Екатеринбург), литературно-художественном журнале «Гений» (Махачкала), Всероссийской поэтической антологии «Русская поэзия. XXI век». Автор поэтических сборников «Игра с огнем» (2006), «Краюха луны» (2007), «Первая четверть» (2010), сборника прозы «Сказки солнца и вьюги» (2009), романа «Что едят бесы?» (2016).
Член Союза российских писателей с 2010 года. С 2011 года — член Союза журналистов России.
Лауреат Всероссийской литературной пушкинской премии «Капитанская дочка» (2003), литературного конкурса «Оренбургский край – XXI век» (2006), премии имени П.И. Рычкова (2009) и «Чаша бытия» (2012).