≡ СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЧЕНКО ≡
Бессмысленный снег
Я вышел на улицу – вся улица в снегу, весь мир в снегу.
Снег в моей голове. Снег всему голова. Снег разума рождает чудовищ. Но не только чудовищ, может, и что-то доброе.
Я вышел на улицу – тут все такое белое. Белое, чистое, холодное. Белый – цвет обновления. Снег – символ обновления.
Зима уже третий месяц. Это страна снега, дворников и водки.
Снег. Беру в руки и кидаю вверх.
Я – как житель экваториальной Африки, телепортированный сюда. Я удивлен. Поражен до глубины души.
Снег летит с неба, блестит на солнце. Лежит на машинах, на крышах домов. На тротуарах и на хвойных деревьях. Снег в городе.
Понимаете, снег. Поймите, снег.
Под голубыми, значит, небесами. Великолепными, значит, коврами…
Сне-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е‑г. Мои снега – мое богатство.
Снег – волшебно. Я падаю в снег.
Обнимаю снег. Валяюсь в снегу. Ем снег.
Ловлю языком снег. Люблю снег.
Имею снег. Превращаюсь в снег…
Но почему остальные просто проходят мимо и никак не реагируют? Они очень глупые? Почему им плевать на снег? А может, и на дождь, и на солнце, и на любую погоду, и вообще на всю Вселенную.
Встаю, иду. Вижу, как мне навстречу двигается человек на лыжах.
На лыжах – в центре города!
– Что ты здесь делаешь, мужик? – спрашиваю, когда он приблизился ко мне вплотную.
– А тебя волнует?
– Да.
– Пошел ты!
Он погнал дальше на своих лыжах, быстро переставляя палки.
Ну ладно, мне нет никакого дела. Иду. Хрустит под ногами.
Иду и все так же надеюсь на счастье – то самое счастье дураков.
Я вспомнил, что у меня есть подружка. Лысая девушка с кучей татуировок, которую я звал Белкой. Моя странная подружка.
Белка должна знать, что снег. Должна знать про снег. Про это чудо. Тем более что живет она всего-то в трех кварталах. У меня нет перчаток, я беру из сугроба горсть, и снег мгновенно слипается, превращается во что-то более твердое, устойчивое. Снег оборачивается снежком. Пальцы приятно холодит.
Во дворе Белки запихиваю снег себе в карманы – по полной, под завязку. Подхожу к знакомому подъезду, мне отлично. И даже хочется петь, а с песнею легче дышится.
Открываю железную дверь, захожу в темноту, звоню в нужную дверь.
Появляется Белка. Она брилась налысо, и у нее были большие глаза. Карие. А еще она всегда носила какие-то странные сережки в ушах – в виде розовых пончиков. Странные и забавные.
Белка говорит через порог:
– Привет, дебил!
Это она меня так ласково называет, на самом деле меня не так зовут.
– Привет, Белка!
– Что нового?
– Там снег!
– И что?
– Я немножко тебе принес.
– Спасибо, – это было сказано без особого энтузиазма.
– Принес. Тебе. Самый лучший в мире снег.
– Я верю.
– Отнеси в холодильник, а то растает же…
– Она не стала спорить. Отнесла. Вернулась.
– Я смотрю на нее, любуюсь. Потом спрашиваю:
– Почему у тебя такие большие зрачки? Мне кажется, будто ты смотришь не на меня, а куда-то сквозь.
– Плохо мне.
– Почему?
– Не хочу выходить из дома.
– Да пошли! Там снег! Слепим снеговика, побесимся…
Я заметил, что Белка как-то не совсем здорово выглядит. Она очень побледнела со времени последней нашей встречи две недели назад. Побледнела и побелела.
– Нет. Ты не можешь меня понять, – говорит Белка. – И никто не может понять. Ты тащишься от тупого снега, а я повсюду вижу роботов. Совокупляющихся роботов. Они повсюду, и их никто больше не видит. Знаешь, как это опустошает? Роботы… Они совокупляются на зданиях, на крышах авто, в парках и садах. Повсюду! Повсюду в этом маленьком городке. Среди этой неброской провинциальной архитектуры… Почему их никто не видит? Почему их никто не видит?!!
Она взяла меня за куртку, за грудки:
– Почему?!!
– Я не знаю.
Она отпустила куртку. Я добавил:
– И снег не тупой. Вот смотри. Я достал еще немного снега из второго кармана. Она накрыла мою руку своей рукой.
И снег начал таять между. Это был очень трогательный момент.
– Ну вот, превратился в воду… Снег – это просто снег… – резюмировала она.
– Белка, у тебя такой вид бледный, мне за тебя страшно. И ты, кажется, изрядно похудела…
– Плохо мне. Ну а ты от меня чего хочешь?
– Давай обнимемся.
– Хорошо. Только потом уходи!
Я обнял ее. Она обняла меня.
Я почувствовал ее ребра – она действительно очень сильно исхудала.
– Белка, тебе надо больше есть.
– Я не хочу.
Пауза.
– Извини. Ты просто не очень вовремя пришел.
– Ну я уйду сейчас.
– Только остерегайся роботов. Совокупляющихся. Повсюду. Может, они и с людьми скоро начнут совокупляться.
– Да нет там никаких роботов!
– Нет есть!
Наверное, мы сошлись потому, что оба странные. Она видит роботов, а я до самой глубины души, как никто другой, чувствую снег. Моя религия – снег. Я хочу слиться со снегом.
Я не знаю, что сказать. Все очень странно. Наконец слова приходят:
– Я за тебя беспокоюсь.
– Не беспокойся. Мы снова обнялись.
Ты холодный, – сказала Белка. – Руки холодные.
Выскользнула из моих объятий. Тихо-тихо, чуть ли не шепотом, произносит:
– Ладно, иди.
– Я еще зайду. Хочешь, наберу снега?
– Набирай. Только потом. У тебя хороший снег.
– Просто сейчас не время. Иди.
Она закрыла дверь.
Вышел на площадку перед подъездом. Мне захотелось нырнуть в снег, как в бассейн. Мне захотелось чего-то невообразимого. И желание было очень сильным. И…Я начал спускаться. И вдруг стало страшно от того, что скоро весна…
В этот момент молодой человек совершил странный прыжок с подъездной площадки. Это было сальто вперед, что-то подобное делают фристайлисты на зимних Олимпийских играх. И, зависнув на мгновенье в воздухе, он вдруг исчез. То есть не исчез, а превратился в снежинку.…
И куда понес ее ветер, никому не известно.
СПУСТЯ ТРИ МЕСЯЦА
Снега на улице больше не было…
«Пена дней»
1.
Начинался один из дней славного июля. Колян, сорока шести лет от роду, сидел на зеленой лавке возле подъезда под большой вишней. На дереве уже были спелые, сочные ягоды. Рядом с Коляном стояла пластиковая трехлитровая бутылка с пивом. Еще не початая. Колян ее только что купил. Местного времени было 10.15 утра.
– Ну‑с, приступим, – тихо, почти шепотом промолвил он.
Его руки дрожали от предвкушения. Он начал открывать бутылку.
Выглядел сей Николай плохо. Обросший, небритый, с серыми усами, в кепке-восьмиклинке, в тренкостюме «Abibas» и дырявых кедах. Кедам этим было уже года три. Колян все хотел купить новую обувку, но как-то не складывалось. Деньги, если и появлялись в кармане, быстро менялись на бухло. Вот и сегодня он поменял деньги на бухло. Вот и сегодня он открыл пиво и сделал первый мощный глоток.
– Круто! – сказал он после этого. – Восхитительно!
Откуда вообще были деньги у Коляна? Все просто: вчера родная сестра прислала ему их из-за границы. Она каждый месяц присылала мизерную сумму – три тысячи рублей. Это даже меньше официального прожиточного минимума в их регионе. Но Колян все равно был очень рад. Ведь это были практически единственные его финансы. Колян был рад, что хоть сестра о нем заботилась.
А без сестриных денег было бы совсем плохо. Ведь Колян нигде не работал уже больше трех лет. Больше трех лет он просто пил, просто тунеядствовал, просто жил в своей однокомнатной квартире. За коммунальные услуги при этом не платил, дело шло к выселению. И с этого пути ему было уже не свернуть. Колян и сам это понимал.
– Будешь плохо учиться, закончишь в канаве, – когда-то говорила мама.
«Я учился хорошо, мама, но это мне не помогло», – грустно подумал Колян.
И хлебнул пивка.
2.
В 10.42 к Николаю подошел Игореша. Еще один местный алкаш. Он жил в соседнем доме. Об Игореше достоверно было известно, что он когда-то работал саксофонистом в Доме культуры. А потом нигде не работал. Всю жизнь жил с мамкой и сейчас живет. Она сейчас уже старенькая, пенсионерка.
Игореша был на пару лет младше Коляна. Он был щуплый, маленький, с простым, добрым, даже беззащитным лицом. Одет Игореша был в майку с надписью «Boss» и джинсы, истертые, как монета (избитая метафора, но верная). Глядя на него, было совершенно невозможно представить, что он способен совершить зло, обидеть какую-нибудь муху.
«Игореша – не такой уж плохой вариант собутыльника, – решил Толян. – Лучше, чем, например, Бабур. В отличие от Бабура, Игореша не будет поднимать разговоры про зону, не будет пытаться доминировать. Не будет занимать деньги, которые потом все равно не отдаст. Игореша – слабохарактерный. Игореша – тютя». Бабуром, кстати, кликали некоего Пашу Бабурского, который жил в третьем подъезде. Он сидел раза три или четыре (три с половиной?). И это оставило на нем неизгладимый след.
Итак, Игореша остановился возле Коляна и произнес:
– Ну ты король прямо! Обычно фурики или самогон пьешь, а тут живое пиво… Праздник, что ли, сегодня?
– Можно сказать и так. Сестра немного денег прислала. Садись, попей со мной, если не спешишь.
– Спасибо, – ответил Игореша и присел рядом. Он никогда не отказывался от алкоголя. И уже через мгновение схватил бутылку и начал пить из горла. Выпил за один раз граммов триста.
– Вкусное пиво, – сказал он.
– Ну еще бы. Я вообще люблю живое пиво. Всегда, когда сестра денег присылает, покупаю его.
– Повезло, что у тебя такая сестра.
– Она переводит мне из Германии раз в месяц три тысячи, особо не разгуляешься.
– Все равно хорошо.
3.
Вскоре бухло закончилось. Двое наших забулдыг двинулись к пивнушке, потому что тела их требовали продолжения банкета. Еще издали Колян заметил яркую, манящую вывеску. На вывеске было название пивнушки – «Пена дней».
«Где-то я уже встречал это словосочетание», – подумал Николай.
А вслух сказал:
– «Пена дней» – славное место. Здесь пенистые мужики пьют пенное пиво. Мужики пенистые, а пиво пенное. Понимаешь?
– Что ты вообще несешь? – ответил вопросом на вопрос Игореша.
– Да неважно.
В общем, взяли в этой пивной освежающих напитков и рыбку на закуску. Вернулись на ту же лавочку. Продолжили сидеть, пить, общаться. Коляну сегодня почему-то хотелось рассказать о многом. Хоть кому-нибудь. Пусть даже Игореше. Хотелось поговорить. И они говорили. Ниже представлены выдержки из этого пьяного разговора (конечно, в литературной обработке).
– Я уже три года не работаю, – сказал Толян.
– А я уже лет десять.
– А я когда-то, между прочим, филфак кончил. И учителем работал в школе. А потом пожарным был. Вот это была работа! Сутки через трое график – красота. И за три года я только один раз ездил на реальный выезд. Загорелся какой-то заброшенный склад. Людей там не было, так что обошлось без жертв. Я помню, как стоял в красивой форме, в красивом шлеме и из шланга поливал огонь пеной. Это было круто. Я чувствовал себя крутым мужиком, который своей пеной побеждает огонь…
– А я только в ДК работал саксофонистом, – вмешался Игореша.
– А саксофон у тебя есть дома?
– Нет. Был когда-то, а сейчас нет. Один раз я шел домой с этим своим саксофоном, и тут на меня напала толпа каких-то пацанов. Они окружили меня, а потом избили моим же саксофоном. И забрали его. Я обращался в милицию, но его так и не нашли. Еще какое-то время я играл на казенном, а потом меня сократили.
– Понятно.
– А тебя как из пожарки уволили?
– Да глупость я совершил. Чего-то мне не хватало на той службе. И вот в свое дежурство мы с напарником умудрились накосячить. Пригласили баб в пожарку, взяли бухла, взяли гитарку… Тут приехало начальство. Видимо, кто-то сообщил, что мы на рабочем месте устроили пьянку. Ну меня и уволили как зачинщика. Такие дела.
– Н‑да, интересная история.
– После пожарки смог устроиться только грузчиком. Но это уже была не та должность, за которую стоило держаться. Я работал грузалем то в одной конторе, то в другой, то в третьей…
– Я не могу работать грузчиком. У меня болит правая рука…
– Быть грузчиком очень тяжело, я это помню. Но последняя моя работа была другой. Как-то случайно меня взяли мойщиком на автомойку…
– И как там было?
– Там с начальником сразу не сложились отношения. Он ко мне придирался по мелочам. Несколько раз ловил на том, что я бухаю в рабочее время. Вот ему какая разница? Он штрафовал меня жестко, из-за этого я получал вообще копейки. Ну по тем временам мне казалось, что это копейки. А потом я сорвался. Как-то пришел на работу злой, с похмелья. А начальник опять начал свои шуточки про меня отпускать, придираться ко мне. Ну я схватил шланг, которым мыл машину, и прямо пеной ему в лицо брызнул из этого шланга. И убежал. Это было что-то вроде протеста…
– Ну ты даешь!
– Я бежал, бежал, бежал и спрашивал про себя: «Господи, ну почему я такой дурак? Ну почему я совершаю такие идиотские поступки?»
– И почему?
– Не знаю. Господь мне не ответил. Но больше я, конечно, на эту автомойку не приходил. И вообще побаиваюсь бывать в том районе. На какую-то другую работу я после этого случая тоже не пошел. Понял, что устал, что уже не могу…
– Я тоже давным-давно безработный. А мне кажется, что сейчас уже меня вряд ли куда возьмут. Тем более кризис в стране.
– Ну и ладно. Ну и фиг с ним.
– Проживем и так.
Пауза. Затем новый вопрос от Игореши:
– А у тебя телевизор-то есть?
– Конечно.
– И у меня есть. И кабельное подключено. Шестьдесят каналов. А в детстве было всего пять или шесть. Вот времена меняются!
– А сейчас, говорят, все в Интернете сидят. Телевизор уже не так котируется.
– Не знаю. Меня в Интернете нет.
– Меня тоже.
На этом тема про телевидение и Интернет была исчерпана. А Коляна внезапно потянуло на глубокие размышления о жизни:
– Знаешь, Игореша, я вот что скажу. Странно это все. Вроде жил, старался, что-то делал. Вроде старался помочь людям. Вроде даже не был злым или плохим. А в итоге куда я приплыл? В одиночество и алкоголизм. А в итоге я хожу по округе с драным пакетом, в котором вечное бухло…
– Но зато живой.
– Живой. Тут не поспоришь. Но ведь умру же. И что от меня останется? Что от всех нас останется?
– Я тоже страдаю от одиночества, – поддержал диалог Игореша. – Ну то есть да, жива мамка, это хорошо. Но мне нужна подруга, жена. Может, если бы у меня была женщина, я бы не пил…
– Вряд ли бы ты не пил. Ты же алкаш. И я алкаш. Знаешь, есть те, кто считает нас, алкашей, неполноценными. Это реальность, и это, между прочим, очень обидно…
Игореша никак не отреагировал на утверждения Коляна. В очередной раз хлебнув пивка, Колян продолжил:
– А еще есть те, кто нас просто не замечает. Как будто нас нет. А я есть. И живу богатой, интенсивной внутренней жизнью. Да, я бухаю каждый день, но я много размышляю, думаю. Я, между прочим, филфак кончил когда-то. У меня за плечами своя биография, своя история. Я книжек уйму прочитал. Я мыслящий тростник, облитый алкоголем. Да, облитый алкоголем, но мыслящий. И часто кажется, что лучше бы я мыслил меньше. Было бы легче. Интересно еще вот что. Таких, как мы, достаточно много, но при этом почти никому до нас дела нет. Мы никому не нужны. Бродим по улицам, дворам, переулкам этого маленького городка. И никому мы не нужны, и никто не знает, как мы живем…
– Да хватит говорить о всякой грустной и непонятной ерунде, – наконец-то подал голос Игореша.
– Думашь, хватит? Наверно ты прав. Что-то сегодня Остапа понесло…
Забулдыги замолчали и снова выпили. Тут из подъезда вышла красивая девушка на каблуках, в короткой юбке. Проходя мимо, она бросила на двух мужиков презрительный взгляд. Села за руль красного джипа, стоявшего неподалеку. Заревел мотор, джип тронулся с места и уехал.
– Какая фифа! – сказал Колян.
– Эх, летом столько баб красивых! – поддержал Игореша.
– И не говори. Я иногда смотрю на какую-нибудь красавицу, и у меня прямо слезы на глаза наворачиваются…
– Почему?
– Потому что я понимаю, что уже никогда нормальная баба не будет со мной. Да и вообще, может, никакой бабы больше не будет.
– А когда у тебя в последний раз секс-то был?
– Ну года два назад.
– Это с кем?
– Да однажды в этом дворе появилась девушка по имени Танька. Танька-Пьянка. Она сбежала с какого-то центра реабилитации наркоманов и алкоголиков. Ну мы с ней поговорили, попили крепко. И я ее позвал к себе. Сам не знаю, зачем я это сделал. Одиночество надоело. Хорошо, что у тебя мамка живая. А моя-то уже шесть лет как померла…
– Сочувствую.
После некоторой неловкой паузы Колян продолжил:
– Но эта Танька у меня недолго прожила. Я помню, у нее был хриплый голос, это оттого, что она много времени проводила на улице. Я помню, она пила больше, чем я. И жутко материлась. И приворовывала. У меня пальто своровала. Хорошее, коричневое. Своровала и на рынке продала. После этого я ее выгнал.
– Ох уж эти бабы!
– Я, кстати, заметил, что в моей жизни каждая следующая баба была страшней предыдущей. Помню Лену, мою первую любовь. У нее титьки были четвертого размера, не вру. Она была невероятная красавица. Словно Афродита, вышедшая из пены морской. Ты бы увидел – обалдел! Мы познакомились на рок-концерте. Мне было семнадцать, а ей восемнадцать. И она меня очень любила. Она восхищалась мной. Хоть я и был младше. Мы провстречались около года. Потом она сказала, что ей просто нужен мужчина постарше. И ушла. О, как я горевал тогда! А последней моей бабой стала Танька-Пьянка. И она была уже совсем страшная. Просто страшилище, честно говоря. А у тебя, кстати, когда крайний секс был?
– Давно, – мрачно ответил Игореша. – Очень давно.
– Ладно. Не будем о грустном. Сколько там пива осталось?
– Уже кончается!
– Пойдем еще возьмем?
– Я за любой кипеш, кроме голодовки, – Игореша улыбнулся, сказав это, и Колян отметил, что у его приятеля вообще нет передних зубов.
4.
И вот эти двое опять приблизились к пивнушке
«Пена дней». Тут Колян вспомнил, где он встречал это название. Есть роман, который называется «Пена дней». Его написал популярный французский писатель середины XX века Борис Виан.
Колян читал этот роман еще в студенческие годы, в рамках курса зарубежной литературы. О чем же там было? Он уже помнил смутно. Помнил лишь, что главного героя там звали Колен и он был молодым аристократом, ведущим праздный образ жизни.
«Прямо как я, – сделал вывод наш алкоголик. – Я тоже аристократ и тоже веду праздный образ жизни».
Итак, Колян вновь вошел в «Пену дней».
– Налей две полторашки, – сказал он девушке за стойкой. – Одну светлого, а вторую темного.
Светлое пиво он хотел отдать Игореше, а темное взять себе.
– У нас темное почти все закончилось.
– В смысле «почти все»?
– В смысле есть только один вид – «СуперМегаТемное Особое».
– Я не вижу тут такого.
– А его только сегодня в первый раз привезли. Я еще не успела его в меню включить.
– Ну давай! Надо же пробовать что-то новое в жизни…
Она повернула краник, и светлое пиво полилось в бутылку, за темным же девушка ушла в подсобное помещение. Через пару минут она вернулась с уже закрытой полторашкой темного и отдала ее Коляну.
– А почему пены так много? – повертев в руках бутылку, спросил он.
– Нормально там пены. Это просто пиво такое интересное.
– Хорошо. Понял. Не буду спорить.
Наконец продавщица отдала Коляну и вторую полторашку. Колян расплатился и вышел на улицу. На ступеньках его ждал Игореша.
– На, это тебе, – произнес Колян и отдал товарищу светлое пивцо.
Двое мужчин сразу же раскупорили бутылки и начали пить. Новый темный сорт действительно был очень вкусным и крепким. Сделав пару глотков, Колян впервые за день почувствовал, что он безумно пьян.
– Все, давай по домам, – сказал он Игореше семь секунд спустя.
– А допивать не будем?
– Ты допивай по-своему, а я по-своему. Хочу домой. Что-то мне нездоровится.
– Спасибо, братан, за все сегодняшнее, – Игорек приложил ладонь к груди. – Благодарю от души.
– Да не вопрос!
Алкаши пожали друг другу руки. Колян с бутылкой в правой руке пошел в сторону дома, а Игореша так и остался стоять на ступеньках пивнушки.
5.
Через десять минут Колян добрался до двери своего подъезда. Почему-то замер здесь, оглянулся, посмотрел вверх. Еще раз про себя порадовался этому солнцу, этому небу и этому лету. Затем открыл магнитным ключом массивную железную дверь, зашел внутрь. Больше его никто никогда не видел. Человек исчез, но этого никто в городке не заметил. Исчез и исчез. Всякое бывает.
Но в тот момент, когда подъездная дверь затворилась за Николаем, с небес на землю начала падать странная белая пена, похожая на пивную, но не пивная. Подобно январскому снегу эта пена покрыла Колянов двор и еще несколько близлежащих. Местные синоптики и журналисты так и не нашли объяснения данному феномену.
В общем, в течение нескольких последующих дней пену просто убрали дворники, и все стало как прежде.
Модный фотограф
Финал местного конкурса красоты «Мисс N‑ск – 20ХХ» начинался в клубе «Трушба» в 19.00. Я должен был туда прийти. Я работал журналистом в городской газете, и меня послали осветить это событие. Честно говоря, мне такое задание было по душе. Мир красоты, мир клубных вечеринок, где так много приятных лиц и так много веселья, манил.
Я постарался сделать все, чтобы выглядеть хорошо. Соответствовать мероприятию. Надел свой лучший (единственный) кардиган, который мне привезла из Крыма замечательная К. Синий клевый кардиган. Надел джинсы, надел кеды. Посмотрел на себя в зеркало. Да, выглядел я как минимум интересно.
Тут надо сказать, что я тогда был очень худым. Плюс ко всему за две недели до этого самого финала я зачем-то покрасился в рыжий. Захотелось чего-то нового, а знакомая, работавшая в парикмахерской, сказала: мол, давай я тебя покрашу бесплатно, тебе пойдет. Ну я и покрасился. Каждый имеет право на эксперимент.
Я зашел в клуб «Трушба» в 18.45. Снял с себя верхнюю одежду в гардеробе (а была, кстати, глу- бокая осень, и на улицах уже лежал снег, поэтому оделся я тепло). Вытащил из кармана куртки сигареты, из сумки – фотоаппарат. Сигареты переложил в карман джинсов, фотоаппарат повесил себе на шею. Отдал сумку и куртку суровой женщине за пятьдесят, получил вместо них номерок. Потом зашел в зал клуба. Здесь уже было много народу. Кто они все? Тут, наверное, вся элита индустрии красоты города N‑ска, весь, так сказать, бомонд…
Знаете, в таких местах, находясь среди красивых и веселых людей, совершенно забываешь, что на свете есть голод, войны, СПИД, несправедливость, социальные проблемы. В таких местах кажется, что жизнь – это бесконечный праздник, что жизнь должна быть бесконечным праздником.
Подошел к барной стойке. Алкоголь стоил весьма дорого. «Нет, не буду ничего брать, – решил я про себя. – Да и к тому же я вроде как на работе». Увидел в двух шагах справа от себя Подлизову – коллегу, журналистку из другой газеты. Поздоровался с ней, она поздоровалась со мной. Улыбнулся ей, она улыбнулась мне.
Вот на сцену вышли двое ведущих, парень и девушка, и это ознаменовало начало конкурса. Я подошел к сцене, схватил зеркальный фотоаппарат, болтавшийся у меня на груди, поднял его на уровень глаз. Посмотрел в объектив. Нажал кнопку. Сделал первый кадр.
Фотоаппарат был довольно старенький, но выглядел солидно. Честно говоря, это была даже не моя техника, мне ее выдали в редакции под роспись. Как бы там ни было, в последнее время фотоаппарат постоянно был со мной.
К сожалению, пару недель назад с ним случилась беда – почему-то перестала работать вспышка. А на ее ремонт денег я пока не скопил. Что это значило на практике? Это значило, что относительно хорошие снимки можно было сделать только при ярком освещении. В клубе же везде, кроме сцены и подиума, царила полутьма. Возможно, сделать удовлетворительные фото и вовсе не удастся. Но пробовать все равно стоило. Ведь несколько фотографий (хотя бы две-три) были нужны позарез. Без иллюстраций статью в номер вряд ли поставят. Вообще ходить с фотоаппаратом на всякие мероприятия – круто. Фотоаппарат в руках как бы сразу делает тебя особенным. Ты не просто ходишь туда-сюда, ты ищешь удачный ракурс для съемки. Если скучно, всегда можно начать фотографировать, при этом тебе дозволено подойти ближе, чем всем остальным. Нередко бывали такие ситуации, когда кто-то попросил меня сделать фото «на ава- тар» или «на память», а потом прислать снимок на почту или в соцсеть. То есть я казался людям полезным.
Ведущие проговорили свою вступительную речь, и десять финалисток вышли на сцену. О да, они все действительно были сногсшибательно прекрасны. Я смотрел на них сквозь квадратное окошко объектива и фоткал, фоткал, фоткал. И никто не знал, что у моего фотоаппарата сломана вспышка. Да даже если бы он был полностью разряжен, я бы все равно мог успешно притворяться, что фотографирую, что занят делом.
Вскоре началось первое конкурсное дефиле. Девушки, согласно условиям, должны были по очереди пройтись по подиуму перед жюри и зрителями в вечерних платьях.
У них на руках были браслетики с номерами. Я для себя решил, что буду болеть за номер четыре.
Девушка именно с этим номером показалась мне самой красивой. Сейчас я уже не смогу описать точно, как она выглядела, черты стерлись из памяти, все-таки уже семь лет прошло с того вечера. Помню лишь, что она была в красном платье и у нее были длинные, до копчика, прямые и невероятно черные волосы – как смоль, чернее смоли.
После первого дефиле зрителей и журналистов ждало нечто еще более захватывающее. Ведущие сообщили, что организаторы сняли десять видео- интервью с финалистками и сейчас их покажут всем присутствующим.
«Ну что ж, посмотрим, интересно».
Итак, заработал проектор, на экране возникла девушка под номером один. Ей начали задавать всякие вопросы о жизни, о планах и приоритетах, об участии в конкурсе… Она старательно отвечала. Иногда заливисто смеялась.
После первой была вторая девушка, третья, четвертая… десятая.
Слушая эти интервью, я понял, что участни- цы-то совсем не промах. Это были уверенные в себе юные дамы, которые хотели добиться многого в жизни, иметь свой бизнес, путешествовать по миру и все такое. О да, их наверняка ждет замечательное будущее. Хватка у них есть. Своего не упустят.
Когда последнее видео подошло к концу, я вышел из клуба на улицу, чтобы покурить.
Снаружи было прохладно. Я зажег сигарету. Рядом со мной стояла девушка. Она тоже курила, только сигареты у нее были тонкие. Девушка была очаровательной, но все-таки не такой очарова тельной, как те, что в тот вечер дефилировали по подиуму.
Вдруг она повернула голову, посмотрела на меня, на мой фотоаппарат, затем сказала:
– Вы так необычно выглядите…
– Спасибо.
– Вы фотограф?
– Да.
– Наверно, не местный? Из Москвы наверно?
– Да, совершенно точно. Ты угадала. Я из Москвы. Модный фотограф из Москвы.
Сам не знаю, зачем я соврал. Наверное, мне было просто лень разрушать ее иллюзии и заблуждения относительно моей персоны.
– Вау! Как круто! А сюда приехали, чтобы фотографировать финал?
– Да. Завтра улетаю обратно в столицу.
– Наверное, фотограф – интересная профессия?
– Очень интересная. Мне нравится, что я смотрю на мир через объектив фотокамеры. Такова моя судьба и мое призвание.
– А я просто пришла посмотреть финал. Я и сама участвовала в этом конкурсе, но дошла только до полуфинала. Короче, засудили меня на предыдущей стадии.
Я ничего не стал на это отвечать. Собеседница, не дождавшись от меня никакой реакции, вдруг предложила:
– А пойдем со мной в какое-нибудь кафе? Посидим, пообщаемся…
Вау! Вранье про крутого фотографа творит чудеса. Интересно, а почему она меня пригласила? Ей хочется просто пообщаться с крутым фотографом? Может, она надеется, что я стану ее входным билетом в столичный модельный бизнес? Может, она надеется, что я окажу ей какую-нибудь фотографическую услугу? Я помолчал секунд пятнадцать, я решал, что мне делать дальше. Наконец определился и гордо сказал:
– Нет, не получится, работать надо. Я пойду.
Я снова вошел в клуб. Девушка так и осталась стоять на уличной лестнице. Больше я ее никогда не видел.
Да, я соврал, пусть и по мелочи, и от этого было немного неловко. А потом мне пришла мысль, что ведь я мог врать, что я крутой фотограф из Москвы, постоянно, на самых разных мероприятиях. И таким образом добиваться своих каких-нибудь сомнительных целей. Например, можно было бы разводить наивных прекрасных дам, которые мечтают о своей фотосессии, на интим. Наверняка найдутся такие, которые поведутся на это. Говорить всем, что ты столичный фэшн-фотограф – отличный ход! Это, если что, сарказм.
Стоит заметить, что в тот год профессия фотографа была на пике востребованности. Фотографы, как считалось, имели дело с красивыми местами и красивыми людьми; фотографы, как считалось, неплохо зарабатывали на свадьбах и не только на свадьбах; фотографы, как считалось, были сложны- ми и утонченными людьми. Фотографы по долгу профессии должны иметь особую чувствительность к красоте этого мира, ведь так?
Итак, я стоял в центре в клубе «Трушба» и думал о фотографах, лжи и притворстве. И тут мне вспомнился рассказ, который я читал в детстве. Рассказ Виктора Драгунского под названием
«Тайное становится явным». Суть такая: Дениска не захотел есть кашу и выбросил ее в окно, а маме соврал, что съел. И так вышло, что каша попала на какого-то мужика. Тот увидел, из какого окна она вылетела, и пришел жаловаться. Так тайное стало явным.
Тогда, в детстве, мне очень запомнилась эта история, мораль этой истории. А ведь действительно же, подумал я, все тайное становится явным, и ложь рано или поздно становится очевидной. Однако за свою последующую жизнь я много раз бывал свидетелем того, как за ложь во многих случаях никто и никогда так и не был наказан.
За свою жизнь я много раз был свидетелем того, как ложь помогала другим людям добиваться краткосрочных и среднесрочных целей в перего- ворах, в личной жизни, прочих сферах.
Да и что можно сделать с лгуном? Представь себе: вот ты, такой честный и совестливый, подойдешь и скажешь какому-то наглому вруну с целью его пристыдить:
– Ты врешь.
– Не вру, – ответит он.
– Ты врешь, – опять скажешь ты.
– Я не вру, – скажет он. – Это ты врешь.
– Нет, ты врешь, – скажешь ты.
– Не вру я, – скажет он. – Это ты врешь, что я вру! И что дальше? Да ничего. Тупик. А ведь мама этого лживого человека наверняка, когда он был маленьким, говорила ему, что врать – это плохо.
Из того рассказа Драгунского я, будучи младшим школьником, сделал и другой вывод: даже когда ты один, когда за тобой как бы никто не следит, надо тоже вести себя хорошо.
Есть такая поговорка: «Бог-то все видит». Видит все. Все твои темные делишки и темные помыслы. Когда же я подрос, то осознал, что многие руководствуются в жизни принципом: «Да ладно, никто ничего не увидит, никто не узнает, всем наплевать!» Руководствуются и часто преуспевают.
Но я все равно порой убеждаю себя, что все тайное обязательно станет явным, что все всё узнают. Что каждый человек будто бы идет один по бескрайнему полю, и он как на ладони, со всех сторон его видно. И все скелеты из всех шкафов обязательно выпадут. И все большие лжецы и лицемеры полу- чат по заслугам… Бог всё видит.
И я, маленький лжец и лицемер, шут с ним, тоже пусть получу по заслугам.
А Дениске из того рассказика все-таки немного не повезло. На самом деле шанс, что каша, выбро- шенная из окна, попадет на мужика, приближается к нулю. В современной реальности, скорее всего, ни мама, ни кто-либо иной не узнали бы об этой каше. Хотя, как ни крути, плохо кидать еду из окна.
Дениске ее надо было просто отправить в помойное ведро, а потом это ведро унести на мусорку – это более культурно и правильно.
«Ладно, надо продолжать работать, продолжать фотографировать конкурс красоты», – одернул я себя в какой-то момент от сложных мыслей.
Пока я размышлял о своем, началось уже второе дефиле – на этот раз в спортивной одежде.
Стало жарко. Я был очень близко к подиуму, очень близко к этой красоте. Я фоткал, фоткал, фоткал. Хотя, по большому счету, делать такое количество снимков не стоило. Ведь надо-то всего две-три фотографии. И в газете они, скорее всего, будут черно-белыми (просто не все полосы в нашем еженедельнике были цветными).
Пожалуй, это был первый случай в жизни, когда я видел так много красивых девушек в одном месте, – среди зрительниц их, между прочим, тоже было немало.
Вообще с красавицами трудно. Вот познакомишься с какой-нибудь красавицей, добавишь ее в друзья в соцсети. Потом будешь лайкать ее фото наряду с другими десятками или сотнями парней. Будешь одним из десятков или сотен лайкальщиков. Потом подумаешь: «Может, написать сообщение ей? А что за сообщение это должно быть? Как начать диалог?» Максимально честное сообщение во многих случаях выглядело бы так: «Привет, я не знаю, что тебе сказать, не знаю, о чем с тобой говорить. Я просто восхищен твоей красотой».
Прошло еще немного времени.
– …А теперь третий выход девушек на сцену – выход в купальниках! – громко сказал холеный ведущий. Так громко, что я, стоявший в то мгновенье как раз возле больших колонок, вздрогнул, испугался, дернулся.
Отлично, самое вкусное, как обычно, оставили напоследок. Вышла девушка под номером один. Стало еще жарче. Я снова взял в руки фотоаппарат. Рядом со мной стояло еще несколько фотографов, и у них, в отличие от меня, были работающие вспышки. Но я умело смешался с этими профи, и, возможно, глядевшие со стороны принимали их вспышки за мои.
Купальники были разных цветов – это все, что я помню о них. Когда по подиуму, словно по пляжу, прошлась последняя участница, десятая, раздались бурные и, как говорится, продолжительные аплодисменты. Зрители были довольны шоу, которое, к сожалению, уже близилось к своему завершению. Члены жюри конкурса тем временем активно совещались и выбирали красавицу года.
И, конечно, выбрали. И была еще пафосная церемония награждения. Понятно, что никто не должен был уйти обиженным: каждой девушке вручили какую-то ленточку и какой-то презент. Например, девушка под номером четыре, за которую я болел, стала «Мисс зрительских симпатий». А главный титул и главный приз получила другая мисс – под номером 7. На голову этой девушке надели корону, а я ее в этой короне благополучно сфотографировал. Затем вместе с другими журналистами послушал, выставив диктофон, что она скажет. Она сказала, что очень сильно рада и благодарна тем, кто ее поддерживал. Естественно.
Потом я еще хотел взять интервью у той самой девушки под номером четыре. Ее звали Аня.
– Можно у вас взять интервью для городской газеты «Сумеречный N‑ск»? – как-то неуверенно спросил я у Ани.
– Не хочу, – сказала она. И отвернулась.
Аня была очень расстроена, по ней это было видно.
– Ну как хотите, – произнес я и двинулся прочь. Тут меня догнал какой-то парень. То ли это был муж, то ли просто ухажер Ани, то ли еще кто-то…
– Подожди, она просто сейчас не в духе, по- этому так отреагировала. Но я ей сказал, чтобы она ответила на твои вопросы. Пойдем!
– Да ладно, я уже, в принципе, собрал нужный материал.
Парень отстал от меня.
Я взял в гардеробе свои вещи, оделся. Вышел на воздух. С неба падал приятный снежок. Пройдя метров триста по улице Шленинской, я, наконец, мысленно снял свой невидимый костюм модного фотографа и газетного журналиста. Я стал просто прохожим.
«Поработал, теперь надо и отдохнуть», – подумал я. И двинулся к лырне, которая находилась неподалеку и имела весьма поэтичное название – «Пена дней». На самом деле это была обыкновенная лырня с нелакированными деревянными столами и большим ассортиментом арахиса. В общем, никакого гламура.
Полностью прочитать книгу «Перфоратор купить дешево» Вы можете, скачав pdf-файл из раздела «Наши книги».
Сергей Викторович Васильченко родился в 1988 году в Орске. Окончил отделение журналистики Оренбургского государственного педагогического университета. Его стихи и проза публиковались в альманахах «Башня» (Оренбург), «Чаша круговая» (Екатеринбург), «Ликбез» (Барнаул), в русскоязычном альманахе «Белый ворон» (США). В 2008 году по итогам межрегионального семинара-совещания молодых писателей «Мы выросли в России!» (Оренбург) получил право издать сборник рассказов «Падение» в серии «Новые имена». В 2013 году в рамках проекта «Провинция в провинции» вышла его книга прозы «Кафе “Небеса”». В 2016 году вошел в шорт-лист литературной премии «Гонорар» (Санкт-Петербург) в номинации «Герой Магдалены».