≡ МАЙЯ СаВОСТОВА ≡
Мы рады Вас видеть, Майя
В силу специфичности литературного жанра, в котором я работаю, а это поэтическая пародия, мне приходится по необходимости читать большое количество творений оренбургских поэтов, да и не только местных «парнасцев». После прочтения их стихов меня неустанно преследуют слова Гёте из «Фауста»: «Где нет нутра, там не поможешь потом». Мысль очень оправданная…
Мои товарищи по цеху попросили меня написать несколько слов о сборнике стихов Майи Савостовой. Я согласился неохотно, а зря… Когда прочел первое стихотворение Майи, сразу стало ясно: передо мной действительно поэзия.
Да, разумеется, есть у Майи свойственные молодым поэтам погрешности: неточность рифмы, некоторая размытость образов, излишняя философичность, некоторый элемент ребяческой позы – максимализм.
Но не это главное. Психологизм строк Майи поражает своей болью и неожиданной трактовкой пережитого. Вот что есть ее тексты: тонкий, без назидательности, красивый, очень искренний, жгучий, притягательный мир. Вот это, братцы, на мой взгляд, и называется поэзией. Этот мир должен удивлять читателя, и он удивляет:
Я знаю, осенние реки
Питаются светом комет…
Или еще:
Кружатся листья, как юбки на нищем балу,
В рабстве земли тихо стонут нагие осины…
Когда вы прочтете маленький сборник молодого автора под названием «Серебряное сечение», то каждому из вас, любителю поэзии, вне зависимости от литературных симпатий, станет ясно: пришел еще один поэт в наш суровый и безжалостный мир. Этот поэт – Майя Савостова. Маленькая, хрупкая девушка. Примем же ее как достойную и равную.
Мы рады Вас видеть, Майя.
Сергей САЛДАЕВ, поэт, член Союза российских писателей.
мой друг поэт
Мой друг поэт спокойно слушал ветер,
Одновременно слушая меня.
И взгляд его был грустен и несветел,
Как сумрак угасающего дня.
Мой друг поэт пил вина из стакана
И осень пил с шуршанием листвы.
Он размышлял, как избежать капкана,
Ненужной славы и людской молвы.
Мой друг поэт неспешно шел на север,
В безвестность шел, не путая следы,
Сминая башмаками нежный клевер,
Растапливая души или льды…
Я рядом шла, усваивая фразу,
Что мне поэтом никогда не стать.
И полюбить его нельзя ни разу,
И губ его вовек не целовать…
2007
держи глаза вверх
Я знаю смешное поверье:
На небе, за млечной повязкой,
Разбросаны ангелов перья,
Разбросаны сласти и сказки.
Когда из того измеренья
К нам падают сказки на камни,
Они проживают мгновенье,
Потом остаются в молчанье…
Но если ты двинешься следом
За светом упавших созданий,
Пожертвуя горьким обедом
И серостью каменных зданий,
И если разыщешь на тверди
Песчинки небесного блага,
Они тебе дарят бессмертье,
Они тебя сделают магом.
Храни их под сердцем!..
2007
ожог сердца 4‑й степени
Сдираю с рук обугленных куски
Внезапно почерневшей свежей плоти,
Мне голос чей-то давит на виски,
Должно быть, это вы меня зовете.
С бинтом и водкой в правом кулаке
Вы все кричите: «Милая, не больно?»
Зачем вы говорили налегке,
Зачем мне сделали так зло и неспокойно?!
Зачем бросали спички мне в костер –
Теперь зажглось! Горит и не потухнет!
Вы хуже, чем проклятие и мор,
Хотя и не пророчили, что рухнет…
Вы обожглись, держа мое тепло,
Вы обожглись, обласкивая птицу.
Не думая о том, что руки жгло
То, что от вас сильнее разгорится!
Мне очень жаль вас… Сладостный ожог
Сейчас я вам закрою мягкой ватой.
А вы поплачьте. Пусть услышит Бог
Ваш кроткий стон пред светлою расплатой.
2007
* * *
Одиночество. Белые локти кусаю.
Задернуты шторы, как занавес.
Все кончено. Я теперь знаю,
На чьей стороне перевес.
Размытые контуры. Духи стола,
Стульев, дивана, кровати
Дергают край подола,
Как нищие на паперти.
Обгрызенный шнур телефона
Валяется в углу, как щенок.
Кому как не мне знакома
Тяжесть стен и замок…
Одиночество. Смотрят глаза с плаката.
Глаза вечных и обреченных.
Я сама в том виновата,
Что блуждаю в списках черных.
Я хочу целовать смертного
И отдать себя, чтобы не быть, не сметь…
2007
белый квартал
Ты устал и тень устала,
На пол тихо прилегла.
Крыши Белого квартала
Укрывает нежно мгла.
Плотно сомкнуты ресницы
Лунных улиц, темных рек.
Только времени не спится,
Гонит все за веком век…
На асфальт взошла прохлада.
Вот под аркой вход во мрак.
Спит хрустальная ограда
Без надзора, просто так.
Все есть тишь в квартале Белом,
Не уснуть лишь тем двоим:
Над твоим склонюсь я телом,
Ну а время – над моим…
2007
о тебе
Посвящается Галине
Ты – музыка ветра. Ты – лед и полынь,
Ты – слово «зажгись» и следом – «остынь»,
Ты – спящяя роза,
Ты – песнь Lacrimosa,
Ты – след на песке,
Ты – шепот ромашек. Ты – синий хрусталь,
Ты – золото Вишны, индийская сталь,
Ты – тропический остров,
Ты – мечтание монстров,
Ты – свет вдалеке.
Ты – белого цвета. Ты – путь в никуда,
Ты – боль в грудной клетке, Ты – символ «звезда»,
Ты – перемена,
Ты – тело без тлена,
Ты – вздох не дыша,
Ты – радость масонов и грусть сатанистов,
Ты – продолженье умерших артистов.
Ты – клетка и птица,
Ты – то, что случится,
Когда отлетит душа…
2007
электрический поцелуй
Электричество движется в венах,
И трепещет на пальцах заряд.
В обезжизненных серых застенах,
Как искра, твой сверкает наряд.
Атом к атому… ближе и ближе,
Губы – это тепла проводник:
Электричество белое слижут
И замкнут его в темный тайник.
А потом, энергийно пустая,
Ты уснешь, как клубок проводов,
Электрический импульс пуская
Свой последний – в собрание ртов!
2007
возвращение из Тибета
посвящается странному человеку
Ты пугал меня тем, что уедешь в Тибет,
Чтобы впасть, словно ангел, в нирвану,
Что в пещере уснешь ты на тысячу лет,
Сердцем верный любви и дивану.
Ты пугал меня тем, что ты бросишь курить
Или попросту бросишься с крыши,
Ты пугал меня тем, что ты хочешь прожить
Дни свои в отдалении, свыше.
Что как только отслушаешь группу «Пикник»,
Примешь облик и внутренность ламы,
Что твой путь «не как всех», он особ и велик
И не вложен в листок телеграммы.
Испугалась… Дышать было больно чуть-чуть,
Но остаться я не умоляю.
Забирай свои крылья и двигайся в путь,
Благославляю…
Только все же вернись через тысячу лет,
Зная жизни одно лишь понятье.
И скажи, мою руку сжимая: «Привет!»,
Преисполненный нежного счастья!
2007
* * *
Внимаю дней осенних совершенство,
Две вещи в них таинственно любя:
Твои глаза, похожие на вечность,
И вечность, что похожа на тебя.
2007
ретро-готика
Милый Готфрид, дай мне шляпу,
Я на кладбище пойду.
Пес протягивает лапу,
Намекая на беду…
В тень готических соборов
Положили тень мою.
Не ругайся – не до споров,
Все стоим мы на краю.
Милый Готфрид, дай мне денег,
Я куплю нам горький ром.
Милый Готфрид, я бездельник,
Душу выбил топором.
Милый Готфрид, дай мне спички,
Сигареты и бензин
И сожги мои привычки –
Keine Liebe und kein Sinn.*
2007
_______
*Нет любви и чувства нет.
маленькое стихотворение о смерти
Как красиво зардеет вода
В керамической маленькой ванне,
Когда я острой корочкой льда
Себе вены порву на прощанье.
Когда в лужах застынут бычки
И зима припадет на колени,
Даже скептики снимут очки
В одиноком своем просветленье.
И философ вздохнет невзначай:
«Что за жизнь? Может, смерть ей нужнее?
Ведь вчера она выпила чай,
А сегодня – снежинки нежнее…».
Мать слезами зальет целый дом,
А отец с горя тихо напьется.
«Нам положено быть с ней вдвоем», -
Безнадежно влюбленный убьется.
А на улице падает снег,
Безразличный к порезанным венам,
И стрелок, смяв задумчивый бег,
Расплескается тенью по стенам…
Пролетят белой стаей года,
Унося и печаль, и усталость.
Так и будет, и будет всегда –
Нам иного, увы, не досталось…
2006
ненавидящий ниф
Продолжение ночи пришло в бытность дня:
Гарью, грязью, пороком называют меня.
Мой праздничен траур, и черт в рюкзаке.
Мой взгляд, словно бритва, мой шаг – налегке.
Черный пепел слетает с подошв стальных,
Забываю приличья, существую без них.
Пью вино и курю посреди кислых лиц,
Не смотрю на дорогу и не падаю ниц,
Ненавижу, когда здесь предательски лгут,
Улыбаясь при встрече, но в спину плюют.
Ненавижу, что все слишком любят себя,
Ненавижу прекрасно, ненавижу любя!
2006
осенние реки
Я знаю, осенние реки
Питаются светом комет.
Их синие нежные веки
Сомкнулись под тяжестью лет.
И реки прозреют внезапно
На краткий падения миг
И звук издадут непонятный,
Похожий на шепот и крик.
2006
смертность
Мы все умрем… Бессмертны только камни,
Что были и до нас, и будут после нас.
Мы все умрем… в могиле иль в подвале,
Войдя в смятенье или же в экстаз.
Мы все умрем… и нас раздует пылью,
От смерти мы ушли и снова к ней идем.
Ни у кого из нас не вырастают крылья,
Спасенья нет, мы все равно умрем.
Умрем в младенчестве иль в годы первой жизни,
В почтенном возрасте иль даже в седине.
Умрем, сражаясь стойко, для Отчизны,
Или бесславно, на песчаном дне.
Мы все умрем в четверг или в субботу,
На отдыхе, в подземке, в корабле,
Или шагая скромно на работу,
Или крича от боли в сизой мгле.
Мы все умрем – быть может, расстреляют,
Отравят ядом иль скормят зверям.
Мы все умрем, хотя никто не знает
Счет жизни нашей тяжким дням.
Мы все умрем, поспрыгиваем с крыши
Или повиснем птицей в проводах.
Мы все умрем – кто ниже, а кто выше.
Мы все умрем! Откиньте ложный страх!
Мы живы, лишь пока живет сознанье,
Оно, поверьте, вечно не живет…
Бессмертны лишь загадки и молчанье,
А остальное все равно умрет.
Не нужно слез, что завтра не проснешься
Иль не проснется кто-нибудь другой.
Пока ты жив, ты весел и смеешься,
Махнув на смерть беспечною рукой…
2006
тонем вместе
Кружатся листья, как юбки на нищем балу,
В рабстве земли тихо стонут нагие осины –
Длинные руки застыли на белом ветру,
Плачи и смех до отчаяния невыносимы.
Падают листья на зеркало хрупкого льда
Звоном неслышным, предсмертным томительным вздохом.
Вот и тела наши тоже воспримет вода,
Глядя на души с холодным, надменным упреком.
Кровь станет синей, застынут глаза хрусталем,
Рыбы придут посмотреть иноземных пришельцев.
Любим друг друга, поэтому тонем вдвоем,
Вязкое дно нас накроет, как будто младенцев.
Зима накует первородную твердую сталь,
Скрыв ею листья, осины и хмурые реки.
Мы остаемся, во льдах замерзает печаль.
Мы под водой засыпаем в объятьях друг друга навеки.
2006
марионетка
Окончен спектакль, спустились кулисы,
Театр давно опустел.
Взгляд маленькой кукольной актрисы
Безжизненно потускнел.
Лицо Афродиты, а тело все в шрамах,
Веревки лежат на полу.
Она лишь на сцене мила и желанна,
А после пылится в углу…
Скомкано платье, брошен парик
И окончен желаний путь.
Но идет кукловод, седовласый старик,
Объясняет жестокую суть.
Вновь представленье, в овациях зал –
Слава руке кукловода.
А кукла в поту и кровавых слезах
Невидима взору народа…
2006
невеста моряка
Тихо. Ты думаешь, что это штиль?
Нет. Это остановилось сердце…
Синих слез глаза полны,
В золотистом свете
По гребням морской волны
Разгулялся ветер.
Море, как осенний лист,
Дрогнет и трепещет,
И летит на берег свист
Скорбный и зловещий.
Тихо голову склонив
В жесте безмятежном,
Руку к сердцу приложив,
Ждет она надежды.
Моряки ушли на дно,
Не наевшись хлеба.
И теперь им все равно –
Бездна или небо.
Буря поглотила их
Радостные души,
А потом и шторм затих,
Не достигнув суши.
Жены ждали моряков
И молитвы пели,
А потом без лишних слов
На воду смотрели.
Все смирились, но она
Ждет его, как прежде.
И кричит у ног волна
О былой надежде…
2006
мертвая пыль
Вечер тих, как дыхание спящих,
Низко прижался ковыль.
И с земель, о влаге молящих,
Поднимается горькая пыль.
Словно призрак в саване черном
Иль сбежавший из ада мертвец,
Надевает на волосы скорбный
Из стального металла венец.
Шелест древнего ветхого платья
Улетает мелодией вдаль.
И, радушно раскинув объятья,
Дама дарит болезнь и печаль.
И ступая в тенистых аллеях,
Заметает подолом следы.
Где проходит она, там истлеют
Расцветавшие прежде сады.
Это страх, вечно в сердце хранимый,
Это сказка, а может, и быль.
Ты мой сон береги, любимый,
Я боюсь, что вернется пыль.
2006
три тюльпана
Не вглядываясь в лица, не думая о Вечном,
Не ругая близких и далеких,
Я целуюсь лишь с ветром встречным
И прощаю всех грешных, жестоких.
И прощаю себя, и хочу попрощаться…
Но боюсь, что обидится кто-то.
Я иду, и порой начинает казаться,
Что и в рай открыты ворота.
Средь толпы безразличных и мнящих
Себя шутами и королями
Я могу разглядеть настоящих,
Но порой ошибаюсь днями…
Вот одна старушка слепая на паперти,
На пути моем мирно стоящая, -
Ведь лишилась всего, кроме памяти,
А душа у нее настоящая.
Подхожу и в руку кладу осторожно
От билета в троллейбусе сдачу.
Греет мысль, что я, возможно,
Принесу ей сегодня удачу.
И старушка, как ангел потрепанный,
Дает три тюльпана красных
И желает от сердца, растроганно:
«Будь здорова ты и прекрасна!..».
Я беру цветы и внимаю улыбку неба,
Уходя, легко и тихо тоскую.
Старушка купит сегодня белого хлеба,
А я пойму, что не зря существую.
2006
вечный полет
Лунная сетка легла на прибрежный песок,
Солнце встречает Запад и провожает Восток,
В гавани плавно скользят корабли,
Что прибыли с чудной далекой земли.
Белые крылья давно в облаках притаились,
Души безумцев в мгновенье слезами умылись:
Тихо касаясь морских перламутровых вод,
Граф отчужденья срывается в вечный полет.
Он в тесном гробу переплыл Мировой океан,
Путника ночи заботливо прятал туман,
А корабельные крысы шептали ему
Сказки про тьму…
Теперь он летит мимо спящих домов,
Погасших окошек, ненужных крестов,
Туда, где не спит уже сотую ночь
Безгрешной любви и отчаяния дочь.
Он, воздух волнуя, спускается вниз –
На серый, разрушенный, тонкий карниз.
И стекла крошатся, он входит в окно –
Становится в комнате сладко-темно.
Смертельным дыханьем он гасит огонь
И больно сжимает влюбленной ладонь,
Целует колени… Поймав ее слух,
Глотками пьет чистый, неистовый дух.
— Ты здесь, ты пришел, повелитель теней!
Вкуси моей крови, ты слышишь, скорей!
Или ответь… Заклинаю! Молю!
Жив еще тот, кого я люблю?..
— Он в замке моем, — отвечает ей граф, -
Он был лишь однажды в решенье неправ…
Черные кудри от скорби белеют,
Кости от боли и холода тлеют,
Он больше не плачет, не верит в богов,
Не помнит ни света, ни жизни, ни слов.
Он скован заклятием на тысячи мук,
Ушедший и больше не любящий друг…
Граф улыбнулся, кивнул головой.
Бездушный и злобный, могучий, немой,
Внимал он прекрасный бледнеющий лик,
Застывшее сердце, пронзительный крик…
Потом он в объятия ее заключил
И губы свои теплой кровью смочил…
Увидел один лишь, что солнце встает, -
Граф отчужденья срывается в вечный полет.
2006
* * *
Осень, обнявшая зиму. Цвиллинга, 5.
И приглушенный свет.
Снова деревья клянутся не лгать,
Будто в них жизни нет.
А за окном соблазн, как специально, -
Белые кружева
На черных деревьях… Хрустальна
Прозрачных небес синева.
Земля – наша мать, огонь – отец.
Всем непонятно, а мне
Скоро придет конец
В доме скорби при полной луне.
Кусочки души, лоскутки не собрать,
В кожу укол.
В мыслях звучит: «Не спать»,
Но тяжкий сон пришел.
Осень, обнявшая зиму. Цвиллинга, 5,
И засыхают цветы.
Диагноз пожизнен. Опять
Лечат от красоты
Или просто ее осознания.
Я вне нормы. Молчать.
Солнца луч погладил сознание
И упал на кровать…
Осень, обнявшая зиму. Цвиллинга, 5.
2005
* * *
Спасаясь от смерти на крыше,
Ждала появления Бога.
Но пришел ко мне пьяный Ницше.
Видно, узкой была дорога…
Дикий ветер шатался над нами,
И дымились края небосклона.
«Вы себя возомнили богами, -
Прокричал мне недавний знакомый, -
А боишься ты смерти напрасно,
Наша жизнь – это путь умирания.
Хоть жестока она, иль прекрасна,
Верно в мире лишь это знание».
Дождь стеной непроглядною лился,
Мои слезы навеки смывая.
Ницше тихо во мгле растворился,
Той, что не держит ни ада, ни рая.
Я смотрела беспомощным взором,
Умирая со всеми неспешно,
И смеялась над древним позором,
Никому не понятным, конечно…
2005
* * *
А если говорю загадочно порой,
Сплетая, как венок цветочный, строки.
То значит вы – любимый, но чужой.
И от меня, скорей всего, далекий.
И поражая всех своим мечом,
Потом вздыхаю горестно и грустно.
А к людям – тем, что рядом, за плечом,
Я обращаюсь просто, безыскусно.
2005
* * *
И грустное звучанье скрипки,
И две застенчивых улыбки,
И иней легкий на земле,
И звезды первые во мгле –
Все появилось ниоткуда.
Должно быть, это жизни чудо.
И рядом теплая рука,
И яркой юности века…
Ты – добрый дух, меня хранящий
И в этой осени неспящий.
И каждой ночью ты готов,
Не говоря излишних слов,
Со мною быть. Мы замираем,
Потом идем – куда, не знаем.
Вот переход, вот скрипка, иней…
И свод небес прозрачно-синий.
Мы движемся. И жизнь – как чудо.
Все появилось неоткуда!
2005
* * *
А. Ларину
Лень? Испуг? Иль равнодушие
Движет вами?
Я украдкой мысли ваши слушаю
Редкими днями.
Я вам письма пишу краткие,
Несколько строк…
Это вы, вчера мучась догадками,
Смяли листок?
Вы меня в свою дверь не пускаете,
Ну и пусть – я вошла без слов:
Вы в безлунную ночь мне желаете
Сладких снов.
2004
им
Молиться нужно за живых,
Страдать за них и слезы лить,
И помнить их, и верить в них,
И рядом с ними тихо жить.
Не проклиная, уважать,
Не осуждая, говорить.
Без суеты спокойно ждать
И их любить, всегда любить!..
2004
мир и Бог
Мир научил меня грешить
И верить в Бога.
Бог научил меня любить,
Искать дорогу.
Бог научил меня прощать,
А мир – иначе:
Идти во тьме, покорно ждать
Своей удачи.
Мир научил меня страдать,
А Бог – надежде.
Мир хочет душу отобрать,
И все, как прежде.
Мир превращает жизнь в тюрьму,
Любовь – в истому.
Мир научил меня всему,
А Бог – иному.
Майя Валерьевна Савостова родилась 10 мая 1987 года в городе Ишимбае (Башкортостан). Окончила ишимбайскую гимназию № 1. С 2005 года живет в Оренбурге, учится на факультете филологии Оренбургского государственного университета. В 2007 году, как участница литературного конкурса творческого фестиваля ОГУ, отмечена за свои стихи специальным дипломом Оренбургского отделения Союза российских писателей. 14 сентября 2007 года приняла участие в областном семинаре-совещании молодых писателей «Мы выросли в России!» и получила право на издание своей книги — 9‑й в серии «Новые имена».