≡ Александр Тихонов ≡
* * *
Цвела Атлантида. И шли по реке корабли.
И с музыкой тёплой ложились ветра на причалы.
Жила Атлантида. Великая. В центре земли.
И гостя любого как старого друга встречала.
Теперь говорят, что всё было иначе, но я
По лицам чинуш, по их едкому, сальному тону,
Всё понял — скрывают. Была Атлантида моя!
Сидят и боятся пускать на руины Платона.
Вывозят леса. Драгоценные. Красных пород.
Пылят большегрузы, сминая асфальт по дорогам.
Была Атлантида. Её многоликий народ
Теперь забывает, но всё ещё помнит о многом.
Её захлестнуло. И смыло. И будто бы нет.
Руины заводов как древние замки вдоль трассы.
Лишь память о прошлом сменяется звоном монет,
Становится байкой для сытого «среднего» класса.
Прощай, Атлантида… Один у обрыва стою.
Крикливая чайка кружит над волной одичало.
Я слушаю ветры. Лишь ветры правдиво поют
О том, что однажды всё снова начнётся сначала.
Так что же, не нам обживать край житейских стремнин,
На старых фундаментах фермы и фабрики строить?
Привет, Атлантида! Быть может, я твой гражданин,
Предрекший вслед многим рождение нового строя.
Была Атлантида. И будет. Иначе нельзя.
Иначе мы предали все начинания предков.
Горячие ветры, над гладью речною скользя,
Поют нам о прошлом. Свежо. Неразборчиво. Редко.
* * *
Беспросветное времечко,
Да сосед-хитрован…
Зацелованный в темечко,
Шел по жизни Иван.
Обобрали наивного.
Был раздет и избит.
Сколько видывал дивного?
Сколько было обид?
Горе жгло и корёжило
На потеху врагам.
Меж похмельными рожами
Вёл Господь дурака.
Раны прежние зажили,
Поутихло в душе.
Кто там плёткой охаживал?
Он не помнит уже.
Крест с распятым учителем
Покачнулся на миг…
Улыбнулся мучительно,
И опять напрямик.
Леонид
Памяти поэта Л.Н. Чашечникова
Закрыта книга, но строка звенит.
Так меч простора просит, в ножнах лёжа.
Не древний царь спартанский Леонид
Владел клинком, но сельский мальчик «Лёша».
А путь его был долог и тернист:
Сквозь сумерки времён, навстречу свету
Шел молодой, весёлый баянист,
Наш Лёнька – выпускник из «культпросвета».
До самой смерти гол был как сокол.
Ленивую размеренность разрушив,
Сквозь масло будней остро шел глагол,
Заточенный, чтоб жечь сердца и души.
Но строчке нет покоя. Всё звенит.
Всё требует, чтоб я прочел и понял.
Как будто ждёт почивший Леонид
Того, кто вложит меч в свои ладони,
Чтоб слово обожгло живым огнём
И в ясности звенящей укрепило…
А русские поэты день за днём
Подмоги ждут. И гибнут в Фермопилах.
* * *
На дороге в Тифлис – два вола, запряженных в арбу.
А навстречу коляска с кудрявым, смешливым поэтом.
Позже он убеждал себя, дескать, про всё позабудь…
Но до смертного часа в подробностях помнил об этом:
Как скрипели колёса, как жарко курился рассвет,
На полнеба алел, словно свежая рваная рана.
«Вы откуда?», – спросил у смурного возницы поэт.
Тот взглянул отрешенно и вымолвил: «Из Тегерана».
По накрытому тряпками грузу скользнул острый взгляд
И напуганный Пушкин, страшась и желая ответа:
«Что везёте?» – шепнул. И как будто качнулась земля,
Оглушенная страшным известьем: «Везём Грибоеда».
На дороге в Тифлис, на изломе горючих времён,
Два следа от повозок в пыли раскалённой белели.
Так двух гениев – каждый великим талантом клеймён –
Параллельными курсами в вечность вели параллели.
Но ни пыль, ни пурга не меняют истории суть.
По кровящей неоном столице из «Внуково» едут
Похоронной процессией. Спросят: «Кого там везут?».
Но ответ всем известен, конечно: «Везут Грибоеда…».
* * *
«Смерти нет», – повторяет в бессонье душа.
«Ночи нет», – заходящее солнце ей вторит.
Как боится душа разучиться дышать,
Так светило страшится, что выгорит вскоре.
«Ночи нет…», – солнце крутит наш маленький шар.
«Смерти нет…», если каждый продолжен в потомке.
Но взрослеет душа, чтоб понять не спеша,
Что сама для себя – лишь потёмки.
Шелестят по архивам шаги и тома,
Заполняются храмы просящими чуда.
Понемногу собрав от души и ума,
Понимаю себя и немного… Иуду.
Он на всё был готов ради звона монет,
Но не много ли нас нынче этим болеет?
А душа всё твердит: «Смерти нет, смерти нет»…
Снова солнце взойдёт, осветив Галилею.
Снова солнце взойдёт, осветив Назарет.
«Ночи нет», – солнце верит трудам Галилея.
* * *
Летит. Кружится. Падает. Врастает
В сугробы у замёрзшего окна
Январский снег, а серенькая стая
Таскает из кормушки семена
Подсолнечника. Добрая старушка
Их сыпала. До солнечного дня
Теперь протянут птицы.
«Где же кружка?», –
Нелепо тянет срифмовать меня,
Но за окном: ни кружки, ни старушки.
От щедрых подношений ни следа.
Ещё слетают бойкие пичужки
К дышащей паром форточке, но там
Царят иные запахи. Врастает
В сугроб не этот снег, но прошлый год.
Поминки отшумели, и пустая
Квартира словно новой жизни ждёт.
А снег идёт. И в этой снежной гуще
Блуждает беспокойная душа.
И кормит птиц, поющих для живущих
На всех без исключенья этажах.
Тихонов Александр Александрович родился в 1990 г. в п. Большеречье Омской области. Работает заведующим научно-краеведческим центром им. А.А. Жирова в Тарской центральной районной библиотеке. Стихотворения и проза публиковались в журналах «Наш современник», «Роман-газета», «Подъём», «Север» и др. Автор книги стихов «Облачный парус» (Омск, 2014), романа «Охота на зверя» (Москва: АСТ, 2016), соавтор научно-популярной книги «Сила Сибири. История Омского края» (Омск, 2016). Лауреат всероссийских литературных премий: им. М.Ю. Лермонтова (2015), «В поисках правды и справедливости» (2016), региональной литературной премии им. Ф.М. Достоевского (Омск, 2015).